Морозцев неожиданно рассмеялся, причём так искренне, что на громогласный хохот оборачивались прохожие.

– Правду про вас говорят, Владимир Андреевич. Рубите с плеча, слов не подбираете, – сказал купец, успокоившись.

– Мне у вас, Савелий Трофимович, пожертвование на нужды московской полиции просить не нужно, этим пусть начальство занимается, поэтому можно и не лебезить. Прошу простить, если ненароком обидел, – сыщик немного сконфузился от собственной резкости, всё-таки Морозцев свои дела отложил и ярмарку ему показал.

«Всё из-за спины проклятой, если бы не болела, глядишь и не грубил бы», – подумал он.

– Никаких обид, господин Филатов, – Морозцев говорил спокойно, глядя собеседнику прямо в глаза. – Я сам предпочитаю времени не терять, а сразу переходить к сути. Так вот позвольте вас пригласить к себе: позавтракаем, а заодно я изложу вам одну свою просьбу. Заранее ни на чём не настаиваю, но если согласитесь помочь – я в долгу не останусь.

– С удовольствием приму ваше приглашение, Савелий Трофимович, – сыщик решил, что так сгладит неловкость и отблагодарит купца за хлопоты. Впрочем, и о деле послушать можно, а вдруг и правда что-то стоящее.

На первом этаже ярмарочного дома располагался торговый пассаж с многочисленными магазинчиками. Вечером здесь всё блестело от яркого света, играл оркестр и было не протолкнуться от гуляющей публики. Сейчас же, из-за раннего часа, кругом было пусто. Звук шагов и стук трости гулко раздавались среди тишины. Морозцев бодро взбежал вверх на лестничный марш, Филатов за это время еле успел подойти к ступенькам. Купец недоумённо посмотрел на гостя, потом, движимый неугомонной энергией, не позволявшей даже минуту стоять без дела, задрал голову и крикнул:

– Прохор! Прошка!

Сверху кто-то стремительно застучал каблуками и через мгновение рядом с Савелием Трофимовичем появился долговязый, нескладный парень:

– Слушаю вас, ваше степенство, – как можно более почтительно сказал он, заметив медленно поднимавшегося навстречу незнакомца.

– Беги в трактир к Егорову, скажи, что я просил завтрак собрать. Смотри, чтобы всё в лучшем виде сделали.

– Не беспокойтесь, Савелий Трофимович. Никита Михайлович всегда для вас лучшие кушанья готовит. Всё свежее, с пылу, с жару. Упаси Господь, чтобы что-то лежалое попалось – знает кого угощать честь выпала. Не абы кто трапезу заказывает! Сам Морозцев! – с достоинством, нарочито громко ответил парень.

– Ступай уже, шельмец, – купец в ответ на грубую лесть самодовольно ухмыльнулся. – И поторопись! Завтрак сразу ко мне на квартиру принесёшь, а потом нас с Владимиром Андреевичем не беспокоить! Только если что-то неотложное приключится – тихонько зайдёшь и скажешь. Понял?

Прохор кивнул и кинулся вниз с такой скоростью, что сыщик забеспокоился, как бы он не поскользнулся на чисто вымытом мраморе ступеней и не расквасил себе нос.

– Вот вы интересовались, зачем мне ярмарка? – Савелий Тимофеевич теперь вперёд не убегал, а шёл рядом с гостем, нарочито замедлив шаг. Разве только под локоток его не вёл. – Люблю её – вот и весь ответ. Я с детства здесь. Сначала с дедом приезжал, потом с отцом, а затем и мой черёд пришёл. Мрачные пророчества о будущем Нижегородского торга – это лишь мои наблюдения и умозаключения, многие их не поддержат, но я-то вижу куда дело идёт. И от этих мыслей мне горько. Здесь я, как рыба в воде. Ярмарочная суета питает мои силы – хотите верьте, хотите нет, но ощущение такое, будто десяток лет с плеч долой. Поэтому и должность Главного распорядителя мне вовсе не обременительна, а совсем наоборот. Ну и про монаршее благоволение вы совершенно правильно подметили.

За разговором наконец дошли до служебной квартиры Морозцева, располагавшейся на верхнем этаже. Недалеко, здесь же, но в другом крыле, на время ярмарки квартировал и нижегородский губернатор. Хозяин и гость расположились в гостиной на удобных диванах друг напротив друга. Филатов, ожидая начала серьёзного разговора, рассматривал знаменитого текстильного короля. Телосложением они были похожи – оба высокие, сверх двух аршинов имели ещё никак не меньше десяти вершков 3 , крепкие, широкоплечие. Было в чертах купца что-то азиатское. «Это из-за того, что лицо круглое, а глаза узковаты», – подумал сыщик. Было заметно, что внешности миллионер первостепенного значения не придаёт. Одет он был в добротный, хороший костюм, но тёмные волосы стриг просто, под горшок, щеки брил гладко, а усы и борода особой пышностью и ухоженностью не отличались. «Как удобнее, так и ходит, павлином не рядится», – продолжал наблюдения Филатов. Глаза и губы Савелия Трофимовича иногда самопроизвольно начинали подрагивать, словно от нервного тика, но на гостя он смотрел прямо, не бегая взглядом.

Морозцев тоже изучал гостя. Сидит спокойно, уверенно. Молчит, не пытается пустой болтовнёй составить о себе приятное впечатление. Глаза голубые, взгляд умный, цепкий. Русые волосы аккуратно расчёсаны на пробор. «Бледный что-то и весь лоб в испарине. Не иначе, как вчера на губернаторском ужине в честь поимки преступников со спиртным переусердствовал», – подумал купец.

– А не желаете ли, Владимир Андреевич, коньячку выпить за знакомство. Мы с вами до этого лишь шапочно, так сказать, знались. Теперь вот обстоятельно поговорить доведётся. И Прохор завтрак сейчас принесёт, – предложил Савелий Трофимович, желая облегчить страдания гостя.

– В столь ранний час… – удивился Филатов, но подумав, решил согласиться, вдруг спине полегче станет. – Впрочем, не откажусь.

Морозцев подошёл к обширной батарее бутылок, посмотрел на них в задумчивости и выудил из середины причудливый, пузатый графинчик. «Французский, лучший что здесь есть», – сказал он и разлил медную жидкость по бокалам. Сыщику пришлось подняться, в пояснице грозно начал пульсировать барабан. «За знакомство», – мужчины чокнулись и выпили. Владимир Андреевич тотчас сел на диван. Коньяк огненной струей провалился внутрь и медленно начал разливаться теплом по каждой клетке. В комнату влетел Прохор с полной корзиной дымящихся кастрюлек, колбас, выпечки и ещё чего-то. Купец что-то сразу достал из неё и принялся жевать, приглашающим жестом предлагая гостю присоединиться.