Шрифт:
— Что вы ей дали? — спрашивает Петр.
— Плацебо. Помогает в родах хорошо.
Петр гладит девушку по руке, смотрит ей в глаза, улыбается, говорит, что все будет хорошо. А про себя молится, чтобы это было действительно так.
— У вас руки такие теплые, доктор, и глаза волшебные. Скажите, я же не умру, правда?
— Правда. Не умрете. Вернее умрете… когда-нибудь, но не сейчас, а через много лет, когда будете уже старой. Вижу вас с палочкой, сидящей на лавочке.
Женщина засмеялась.
— Это вы мне так зубы заговариваете?
И опять застонала, но уже тише. Через несколько минут она испуганно посмотрела на Петра.
— Кажется, лезет!
Петр взял ее за руку, и довел до родильного кресла. Помог взобраться на него.
— Кто их только придумал, эти родильные кресла? Это ж неудобно! Женщине, у которой между ног головка ребенка телепается, забираться на такое высокое сооружение! — с возмущением прокомментировал Петр.
Санитарка посмотрела на него, как на идиота:
— Доктор, щас тужиться будем!
Петр почувствовал, как холодок побежал у него по спине. И обратился к роженице:
— Кричать громко собираетесь?
— Не будет она кричать. Тужиться не больно, после схваток это как на прогулку сходить, тут уже главное — следить, чтобы младенец хорошо вышел! — сказала санитарка.
Женщина напряглась и начала тужиться. Петр командовал ее движениями, сам удивляясь себе.
— А теперь еще раз! Давай, молодец, как у тебя хорошо получается! Еще! Умница!
— Я не могу, он застрял! — простонала роженица.
— Да не говори глупостей, — сказала санитарка, — он хорошо идет. Все, как надо. Голова пролезла — все пролезет! Просто нужно еще поднапрячься. Давай, сосредоточься. Ну!
В открытое из-за жары окно начал кто-то лезть.
— Что это за новости! — с удивлением в голосе произнесла санитарка. — Папаша что ли?
И навалилась на роженицу.
— Давай, тужься.
Петр обернулся. В окно лез Андрей.
Женщина заорала, а потом закричал младенец! Санитарка подхватила его, скомандовала:
— Пеленку дай, там на столе. Хороший пацан, крупный вышел!
Петр подал ей пеленку. Она завернула младенца. Вручила Петру в руки специальные хирургические ножницы:
— Режь.
— Где? — спросил Петр.
Она передала младенца Андрею, который уже стоял рядом. Сжала пуповину специальным жгутом.
— Вот тут, чуть ниже этого жгута.
Петр обрезал. И почувствовал, как волны счастья и облегчения прокатились по всему его телу. Как будто он сам родил.
— Пойдем, папаша, ребенка обмыть надо. — сказала санитарка, обращаясь к Андрею.
Андрей пошел за ней.
— Я вообще-то не папаша.
— Меня ваши половые трудности не волнуют, — бросила она с легким тоном укора, — дите помыть надо.
Когда акушерка принесла малыша и приложила его к груди матери, Петру показалось, что ребенок улыбнулся ему. Он посмотрел новоиспеченному человеку в глаза, в бездну смыслов, которые пока не растеряны, и сказал:
— Этот ребенок будет очень удачлив.
Положил ему руку на головку и почувствовал, как через него проходят токи жизни. Ребенок издал довольный звук и продолжил сосать грудь.
— Пойдем покурим, — сказал Андрей, стоящий за спиной Петра.
— А ты что курить начал?
— Да, с такой жизнью не только курить начнешь.
Андрей курил, Петр смотрел на огонек тлеющей сигареты.
— Куда ты пропал? — спросил Петр друга.
— Хотел побыть один на один с собой, понять, что я и куда мне дальше.
— Понял?
— Кажется, да. Я уезжаю сегодня.
— Куда?
— На войну. Похоже, это единственное место, которое мне сейчас подходит.
— Ты серьезно?
— Вполне. Передай Эллочке, что если я вернусь, мы обязательно начнем новую жизнь. И вот это ей еще передай.
Андрей протянул Петру небольшую коробочку из обычной картонной бумаги, которая раньше была красного цвета, но теперь вся истрепалась и выцвела.
— Это все, что осталось от моей матери, единственное, что я успел спрятать. Остальное отец выбросил, когда она утонула. — продолжил Андрей.
Петр с интересом посмотрел на коробочку.
— Там кольцо моей мамы. Она его получила от своей мамы, а та от своей, словом, семейная реликвия.