Я сделал ещё два шага по направлению к арке и, подойдя к ней уже вплотную, положил ладонь на заинтересовавший меня выступ. И ладонь я положил таким образом, чтобы закрыть отполированное на выступе пятно. Оставалось только надавить в том направлении, в котором указывала теперь моя рука. Я и надавил.

Ничего не произошло. Абсолютно. Выступ по-прежнему оставался на своём месте, равно как и все прочие предметы вокруг меня. Но я не отчаивался. Сразу не получилось, так что же – получится немного позже.

Я с минуту потренировался с моим выступом, пытаясь дёргать его в разные стороны, и в какой-то момент, не помню точно в какой, мои усилия были вознаграждены. Выступ неожиданно ожил, выдвинулся немного вперёд, потом ушёл влево и, наконец, поехал назад, пока полностью не оказался утоплен в стене. Следом, абсолютно бесшумно, часть скалы по форме арки, ровно по той самой замечательной линии, что я узрел, в свою очередь ушла сначала назад, а затем плавно отъехала в сторону, обнажив спрятанное за ней тёмное пространство.

Мой нос тут же напомнил о себе, сделав, казалось, по своей собственной воле глубокий вдох, одарив, тем самым, моё сознание новым сочетанием отвратительных ароматов. Я намёк понял и поспешно направился в открывшийся проход.

Не сказать, что внутри небольшого закутка, где я оказался, пахло гораздо лучше, однако прогресс, несомненно, ощущался. Однако же этот прогресс, вне всяких сомнений, не являлся весомым поводом для задержки здесь. Следовало двигаться дальше.

Очевидно, двигаться дальше можно было лишь в одном направлении – вперёд. По одной простой причине – кругом по-прежнему была скала, в которой этот закуток и оказался выдолблен, а единственный проход находился как раз прямо напротив меня. Проход, закрытый, к моему неудовольствию, массивной деревянной дверью, обитой для крепости коваными пластинами.

Конечно, чуть выше левого верхнего угла двери находилось очередное небольшое отверстие в стене, которое, само собой, не осталось незамеченным мной. Только вот размером своим этот лаз годился только для мелких созданий. Таких, например, как та самая бестолковая летучая мышь, что, несомненно, вновь поспешила воспользоваться и данным проёмом. Об этом событии красноречиво свидетельствовали очередные разводы грязи по противоположным краям отверстия.

Я отнюдь не летучая мышь, поэтому решительно шагнул в сторону двери и сразу же попытался открыть её, взявшись за выступающую с краю выгнутую кованую скобу, видимо, являющуюся ручкой. Однако дверь ну нисколько не поддалась и, соответственно, не открылась.

Желание играть в “расхитителей гробниц” у меня пропало. Более никаких хитроумных шарад, продвигающих искателя приключений по мере их решения всё дальше и дальше к заветной цели, я разгадывать не собирался. К числу этих шарад относился, безусловно, и секрет открывания находящейся передо мной двери.

Я был снова зол и раздражён. Моё скверное настроение, о котором я, было, на какое-то время запамятовал, вновь овладело моим сознанием.

– Я так понимаю, эта дверь никому более не нужна и является абсолютно лишней деталью в окружающем интерьере, – скорее проскрипел, чем проговорил я, умудрившись одновременно ещё и проскрежетать зубами. – Если некому решить вопрос с этим препятствием на моём пути, я решу его сам. Раз и навсегда.

Не успел я толком произнести последнюю свою фразу, как в двери что-то щёлкнуло, а ручка, за которую я по-прежнему держался, моргнула несколько раз зелёным светом, да так и продолжила призывно гореть, словно приглашая меня пройти.

Противиться я не стал. Распахнув дверь настежь, я твёрдой походкой преодолел последнюю преграду на своём пути и оказался в огромной комнате. Прямо с порога меня окутал аромат душистых трав. Мы с моим носом вздохнули, наконец-то, с облегчением.

Дверь за мной плавно захлопнулась и вслед за этим многочисленные свечи, расположенные в настенных канделябрах и до этого чуть тлевшие, загорелись во всю силу, осветив своим ярким пламенем всё вокруг.

Я огляделся. Понятно, что так-то отсутствие освещения нисколько не могло помешать прекрасно видеть всё вокруг не только мне, но и всем остальным лицам, присутствующим вместе со мной в этом зале (несомненно, всё-таки именно в зале, а не просто в какой-то комнате). Однако же определённый смысл в осмотре изысканных украшений, предметов искусств и мебели, украсивших собой сии апартаменты, не просто в свете, а именно в живом свете, играющем на кончике свечи, надо признать, был.

– Не торопись, Судья. Осмотрись. Не правда ли, красиво? Эти свечи я зажёг специально для тебя. Чтобы ты мог по достоинству оценить обстановку, наслаждаясь всеми красками, использованными при создании интерьера, а не угадывать цвета в полутьме, – услышал я голос, подтвердивший мою догадку на счёт освещения зала.

А посмотреть действительно было на что. Даже управляющий музеем, причём любым из самых помпезных музеев мира, попади он сейчас в этот зал, застыл бы столбом, пожираемый изнутри самой чёрной завистью, которую только можно себе вообразить. Пожираемый завистью к тем, кто обладает столь немыслимыми сокровищами.

Старинная мебель, столь изысканная, что достойна была бы находиться лишь в королевских покоях. Несравненные персидские ковры ручной работы из шёлка на полах. Удивительные фарфоровые китайские вазы династии Мин по углам. На стенах картины выдающихся мастеров эпохи Ренессанса, как неизвестные раньше широкой публике, так и исчезнувшие, казалось навеки, во время различных войн, революций и прочих беспорядков.