Ну, тыльная часть была ясна с самого начала. Упругая, крепкая, с симметричными дольками ягодиц и аккуратными ямочками, которые появляются, стоит мажорке напрячь мышцы попки. Но то, что спереди, я даже представить себе не мог, хотя и пробовал несколько раз. Но даже самая бурная моя фантазия не могла предвидеть такого.

Это было красиво. Грудь примерно второго размера. Крепкая, высокая, объемная. С маленькими сосками и небольшими ареолами вокруг. Плоский ровный живот, а дальше… Я нервно сглотнул слюну. Аккуратный треугольник на лобке, который заканчивался прямо над местечком, где начинается щёлочка. Гладенькая, выбритая, притягательно-сладкая.

У меня не так гладко там. Я в последнее время из-за всех этих событий оброс немного ниже ватерлинии. Сравнивая себя с Максим, даже устыдился немного. Но пока смотрел, и мне очень нравилось это зрелище. Невольно сравнил с Лизой. У той там всё депилировано полностью. Мне же порой так хотелось ощутить пушистые волоски над лобке. Потрогать, погладить, поводить по ним лицом.

Максим постаралась снова сделать вид, что не замечает моего вожделенного взгляда. Она, не дожидаясь, прошла в помывочную комнату, стала плескаться, наливая в небольшую шайку воду. Делала её теплой, потом опрокидывала на себя, широко раздвинув ноги. После принялась тщательно намыливать голову шампунем.

Я же, когда впечатление от увиденной красоты немного отпустило, последовал за мажоркой. Была шальная мысль остаться в плавках, но вовремя я её прогнал. Не хватало ещё выставиться деревенским сумасшедшим. Как в том анекдоте: по нудистскому пляжу разгуливает мужик в одежде. Жара, лето, а на нём костюм-тройка, галстук-бабочка. К нему подходит отдыхающий: «Мужик, ты кто такой?» «Я – нудист», – гордо отвечает тот. «А почему тогда в одежде?» «Я – извращенец!»

Словами не передать, как сильно я робею, находясь рядом с Максим совершенно голый. Мне кажется, будто она меня изучает своими умными глазами, рассматривает каждую деталь на теле, а потом делает выводы. Конечно, мне фигурой и статью с ней не сравниться. Она-то красавица и атлетична, а я – потенциальный офисный планктон, разве что живот у меня плоский. Пока ещё.

Начинаю робко поливать себя водой, тоже мою голову. Максим же делает вид, что меня тут вовсе не существует. И хорошо, и умница. Это успокаивает, потому что шальные порнографические картинки буквально пляшут перед глазами. То мне кажется, будто мажорка сейчас схватит меня за член и потребует крепко трахнуть. То я рухну перед ней на колени и, смыв пену, стану жадно лизать её дырочки. Но происходит лишь то, что обычно бывает в бане: два человека моются. Удивительно другое: несмотря на безумные мысли, я пока не ощущаю у себя эрекции! Мой нижний друг спокоен и деловит. Что это с ним?!

Потом Максим отправляется в парилку, и я, повинуясь стадному чувству, иду за ней. Всё это время, пока мы роняем частые капли пота и воды на почерневшие от времени и влаги доски, не говорим ни слова. Только аккуратно дышим, чтобы не сжечь носоглотки и легкие. Да ещё опустили головы, чтобы пот не заливал глаза. Веников тут нет, как-то про них не подумали. Да и места слишком мало: в одиночку ещё куда ни шло, парой – только сидеть и пыхтеть.

Наконец, мажорка выходит, я пулей за ней. Выливаем на себя по шайке прохладной воды и радостно кричим, испытывая огромное наслаждение. Затем повторяем, и вот уже в ход идут мочалки с душистым земляничным мылом. Натираемся так, словно два вернувшихся из забоя шахтера. Только в некоторых местах очень осторожно: у обоих ведь ссадин и царапин предостаточно.

Пока мы моемся, мыслей в голове никаких нет. Подевались куда-то. Мир кажется сузившимся до пределов этой маленькой баньки в крошечном провинциальном городишке, на размеренную и сонную жизнь в котором даже не влияет близость огромного мегаполиса. Это там шум да суета, здесь – вот она, простая деревенская жизнь со своими простыми радостями.

За всё время, что мы провели в бане, я ни разу не прикоснулся к Максим, только обсмотрел её со всех сторон. Надеюсь, она сделала то же самое. И между нами в той баньке не было совершенно ничего. К моему огромному удивлению. Я-то думал, в таких местах сношаются, как ненормальные, а мы только вымылись.

Возвращаемся в дом чистые, распаренные, светящиеся от удовольствия. На душе и теле стало так легко, будто вместе с грязью смыли с себя почти все неприятности, прилипшие толстым слоем. Я знаю: они скоро вернутся. Но уже не станут так сильно довлеть над нашим – а точнее моим – сознанием. Со мной Максим, а это многое значит.

Глава 59

После баньки самое милое дело, оказывается, – это чай пить из самовара. Так мне объясняет Максим, когда мы возвращаемся в дом. Правда, и здесь следует сначала повозиться. У нас ведь нет помощника, который бы сделал всё заранее, пока мы паримся да моемся. Пришлось заниматься самоваром самим. Вскипел он довольно быстро, и вот уже мажорка, не доверив мне это важное мероприятие, почти торжественно отнес сверкающую посудину в дом, предварительно вытащив закопченную метровую трубу с изогнутым навершием.

Я даже не представлял себе, что так чудесно можно проводить время в сельской (Софрино – деревня, уже убедился) местности! Тишина, покой, умиротворение. Что руки болят – мелочи жизни. Зато как ароматен чай! Как приятно слушать мерное тиканье часов-ходиков с привязанной к ним гирькой. Видимо, чтобы ходили точнее. Хотя я не смотрю, сколько времени – счастливые часов не наблюдают.

Наше застолье не такое уж шикарное, изо всех наслаждений только баночка малинового варенья, которую Максим откуда-то достала, несколько кусов зачерствевшего хлеба, да пожелтевший от времени рафинад в картонной коробочке. Вот и все изыски. Но теперь мне всё это кажется невероятно вкусным. И чай, и сладости, и даже ржаной хлеб. Я получаю от всего огромное наслаждение, и мысли о том, что на нас объявлена охота, уходят куда-то далеко-далеко.