И следствие в данной конструкции заменило собой причину (мысль о сапожной щетке).

Думается, оборот в целом - это не слишком новое сравнение "волосы жесткие, как сапожная щетка", освеженное благодаря тому, что "обязанности" щетки выполняет ассоциативно связанное с ней "желание чистить сапоги". Причем, ассоциация здесь не прямая, а - "далековатая", опосредованная и движется как бы по касательной. Произведенные перестановки повлекли за собой изменение привычной формы сравнения.

Это довольно редкий у Чехова тип трансформированного, ассоциативного сравнения.

Но и более простые по форме чеховские сравнительные обороты зачастую характеризуются смелостью ассоциативных сближений.

В то же время здесь многое зависит от контекста.

Уже знакомый нам оборот "словно телефон выдумывает", явно понравившийся А.Чехонте, заиграл новыми гранями в рассказе "Оба лучше" (1884): "Там за столом сидел мой дядюшка в халате и в туфлях на босу ногу. Прищурив глаза и сопя на весь дом, он вынимал проволокой из водочного графина апельсиновые корки. Вид имел он озабоченный и сосредоточенный, словно телефон выдумывал" [С.3; 197].

Попав в другой, более выигрышный контекст, оборот производит более сильное впечатление.

Перед нами дядюшка Пупкин, явленный одновременно в двух ситуациях: вынимающим корки из водочного графина и - выдумывающим телефон. Прозаичность его исходного занятия, проецируясь на гипотетическую изобретательскую деятельность, создает комический эффект.

Первичная ситуация здесь доминирует, подчиняет себе гипотетическую, что, однако, не является общим правилом.

В "Драме на охоте" (1884) уездный врач Павел Иванович Вознесенский в одном из эпизодов представлен так: "Покорный своей привычке совать свой нос и запускать всюду, где только возможно, - он, то нагибаясь, то сильно вытягиваясь, заглядывал в рукомойник, в складки опущенной сторы, в дверные щели, в лампу... словно искал чего-то или желал удостовериться, все ли цело..." [С.3; 288].

Некоторая неопределенность и предположительность второй части сравнительных оборотов получает подкрепление в вариативности гипотетической ситуации. Автор предлагает два варианта такой ситуации, тем самым придавая ей С.26

бТльшуюообъемностьТимширотуазаставляя соотноситься,собразомгероярассказчикадсудебного следователя по профессии, с его кругом представлений.

Данная функция оборота подхватывается другим сравнением: "Все это проделывал он машинально, бессознательно и по привычке, но, тем не менее, быстро перебегая глазами с одного предмета на другой, он имел вид знатока, производящего экспертизу" [С.3; 288].

ПоследнееЦсравнениегбессоюзноепоЪформеТимеетбльшуюопределенностьвнесмотряЮнатод чтоRтакжексоотноситдвеситуацииЯвесьмадблизкиеЦповнешнимпризнакамаОднакоавотличиеотситуативногогсравненияЦобъектдздесьинеЪзамыкается" сам на себя.

В нашей предшествующей книге было показано, что "Драма на охоте" стала своего рода испытательным полигоном, на котором молодой писатель предпринял целый ряд экспериментов в сфере поэтики. Конечно же это сказалось и на ситуативных оборотах. Их здесь множество.

В тексте романа обнаруживается целый ряд ситуативных сравнений в одной, по преимуществу, функции.

Сначала эта функция проявляется не слишком отчетливо: "Лес, окутанный утренним светом, был тих и неподвижен, словно прислушивался к моим шагам и чириканью птичьей братии, встречавшей меня выражениями недоверия и испуга..." [С.3; 294 - 295].

Можно расценивать лес как большое скопление деревьев, обычно не наделяемых способностью "прислушиваться". И тогда перед нами традиционное для данного типа сравнительных оборотов сочетание исходной "достоверной" и гипотетической ситуаций, осложненное олицетворением. Если же лес понимать как сложную биологическую систему, включающую в себя и животных, тогда он вполне может "прислушиваться", реагируя сначала на изменившееся, тревожное поведение птиц. В этом случае сравнительный оборот преподносит действительное как вероятное, предположительное.

Данное ситуативное сравнение "мерцает" двумя смысловыми и функциональными гранями. И значит - обладает неопределенностью в двойной мере.

Предшествующая фраза, близкая по внутренней форме ситуативному сравнению, также необычна: "Утро было прелестное. Само счастье, казалось, висело над землей и, отражаясь в бриллиантовых росинках, манило к себе душу прохожего..." [С.3; 294].

Вводное "казалось" вполне заменимо союзными связками "словно", "точно", "как будто", "как бы", которыми, собственно, и создается ситуативное сравнение. Но в любом случае нарисованная картина ускользает от внутреннего зрения в силу абстрактности центрального понятия. Центром притяжения оказываются "бриллиантовые росинки", за которые цепляется сознание читателя в поисках чего-то конкретного и зримого. В целом образ остается в значительной степени неопределенным, сложным для восприятия. Как ни пытайся, а - трудно представить себе счастье, тем более - висящим над землей.

Это вступает в противоречие с тем, что говорил Чехов спустя год: "В описаниях природы надо хвататься за мелкие частности, группируя их таким образом, чтобы по прочтении, когда закроешь глаза, давалась картина" [П.1; 242]. Через С.27

десять лет он повторил почти то же самое: "Описание природы должно быть прежде всего картинно, чтобы читатель, прочитав и закрыв глаза, сразу мог вообразить себе изображенный пейзаж " [П.6; 47]. Как видим, в обоих случаях на первом месте оказывается требование зримости, пластичности описаний.