Здесь ситуативность лишь намечена, оборот слишком близок к штампу "как ужаленный". Однако оттенок сопоставления двух ситуаций - с одним и тем же действующим лицом - остается.

В рассказе "Святая простота" (1885) сравнительный оборот играет роль своего рода заключительного аккорда, выражающего суть всего произведения: "Не помня себя от родительского восторга, он охватил обеими руками шубу и принялся обнимать ее, целовать, крестить, словно это была не шуба, а сам сын, ..." [С.4; 253].

"Словно" как бы отменяется искренностью Саввы. В порыве отцовских чувств обнимает он не шубу, а - сына, в кои-то веки заехавшего к нему. И вряд ли здесь уместно говорить об отражении каких-то архетипических представлений, ритуальных действий и т.п.

Даже в случаях, когда ситуативные конструкции не связаны напрямую с идеей произведения, они играют важную роль в раскрытии авторского замысла, С.45

характеризуют героя и его эмоциональное состояние, с чем сталкиваемся в рассказе "Первый дебют" (1886):

"Погода была отвратительная. Она, казалось, негодовала, ненавидела и страдала заодно с Пятеркиным" [С.4; 307].

Оборот интересен еще и тем, что обыгрывает штампы литературного психологического параллелизма.

Передаче состояния хозяйки и кухарки, затевающих приготовление блинов, служит ситуативное сравнение в очерке "Блины" (1886): "Шепчутся и глядят друг на друга такими глазами, как будто сочиняют любовное письмо" [С.4; 362].

Перед нами уже знакомая отсылка к другой ситуации, необычный, неожиданный выбор которой обусловлен стремлением ярче описать атмосферу волнения и тайны.

По существу такая же отсылка к другой ситуации содержится и в следующих словах: "Несет сама хозяйка, красная, сияющая, гордая: Можно думать, что у нее на руках не блины, а ее первенец" [С.4; 363].

Вновь мы встречаемся с рассечением единой конструкции на две фразы. Но в основе фрагмента - все тот же ситуативный оборот: "Несет сама хозяйка, красная, сияющая, гордая, словно у нее на руках не блины, а ее первенец".

Еще более интересный случай рассечения сравнительного оборота обнаруживаем в рассказе "Ведьма" (1886). Описывая уснувшего после долгой метельной дороги почтальона, повествователь замечает: "Изредка в его горле поскрипывало какое-то колесико, да шуршала по тюку вздрагивавшая нога" [С.4; 382].

Это метафорическое "колесико" предстает осколком сравнительного оборота, примерно следующего вида: "Спящий почтальон издавал такие звуки, словно в его горле поскрипывало какое-то колесико".

В сравнительной конструкции "колесико" оказалось бы в гипотетической части. Отбросив исходную ситуацию и связку "словно", получаем чистую метафору, не столь уж часто встречающуюся у Чехова.

В избранной писателем форме гипотетическое представлено как действительное. Этот эффект усилен соединением в одной фразе поскрипывания предположительного "колесика" и совершенно реального звука: "...да шуршала по тюку вздрагивавшая нога". От такого соседства "колесико" в горле почтальона обретает полную достоверность и органично вписывается в картину жизни, созданную в рассказе.

Уместно, думается, вновь привести слова П.Бицилли: предметам "приписано то, что поэт д е л а е т с ними".

Спящего почтальона рассматривает дьячиха, но вряд ли "колесико" отражает ее восприятие. О пристальном внимании женщины к спящему сообщается чуть позже. Да и не до того ей, она целиком отдается грешным помыслам. Так что "колесико" - находка повествователя, его индивидуальный подарок читателю.

Форма других сравнительных оборотов в рассказе более традиционна: С.46

"Почтальон открыл глаза. Согретый и изнеможенный сладким первым сном, еще не совсем проснувшийся, он увидел, как в тумане, белую шею и неподвижный, масленый взгляд дьячихи, закрыл глаза и улыбнулся, точно ему все это снилось" [С.4; 383].

Окончательно проснувшись, почтальон то же самое увидел и наяву: "А дьячиха заглядывала ему в глаза и словно собиралась залезть ему в душу" [С.4; 384].

И ведь действительно - "собиралась".

Если попытаться развить эту мысль, то неизбежно встанет вопрос о том, чт? есть душа, что мы знаем о ее местонахождении, о способах проникновения в нее... И постепенно придем к выводу об условности, относительности любого высказывания.

Думается, что Чехов достаточно отчетливо и остро воспринимал эту условность.

Сравнительные обороты только подчеркивают данное обстоятельство: "Испуганно, словно желая бежать или спрятаться, он взглянул на дверь, схватил за талию дьячиху и уж нагнулся над лампочкой, чтобы потушить огонь, как в сенях застучали сапоги и на пороге показался ямщик..." [С.4; 384].

Конечно же ни бежать, ни прятаться не собирался охваченный страстью молодой мужчина, однако автор предлагает именно такие гипотетические ситуации, чтобы читатель мог представить его состояние.