В "Исповеди" эффект неожиданности ослаблен, поскольку читателю с самого начала ясно, что любезность сослуживцев, знакомых и родственников новоиспеченного кассира имела сугубо материальный исток.

В рассказе "На магнетическом сеансе", уже своим названием отсылающем к проблеме иллюзий, крушение расхожих представлений превращается в цепную реакцию. Обманщиками, похоже, оказываются все.

Утрату иллюзий претерпевает и Макар Кузмич Блесткин из рассказа "В цирульне" (1883), что подчеркивалось первоначальным названием "Драма в цирульне".

Описывая убогое заведение, повествователь создает ряд выразительных тропов:

"Цирульня маленькая, узенькая, поганенькая. Бревенчатые стены оклеены обоями, напоминающими полинялую ямщицкую рубаху. Между тусклыми, слезоточивыми окнами - тонкая, скрипучая, тщедушная дверца, над нею позеленевший от сырости колокольчик, который вздрагивает и болезненно звенит сам, без всякой причины" [С.2; 35].

Опорные точки описания - необычное сравнение, а также олицетворения, выраженные глаголом и художественными определениями: "тщедушная дверца", колокольчик, "который вздрагивает и болезненно звенит".

Запоминается еще одно сравнение:

"У Эраста Иваныча половина головы выстрижена догола, и он похож на каторжника" [С.2; 37].

Трудно удержаться и не заметить, что такая мастерская работа с тропами предвещает гениальные чеховские находки более поздних лет. Готовились они здесь, в текстах, подавляющее большинство которых Чехов не включил в собрание сочинений. Данный рассказ вошел в марксовское издание с некоторыми изменениями, в том числе - с введением болезненно звенящего колокольчика, придающего произведению "другой эмоциональный колорит". С.53

Следует также подчеркнуть, что писатель счел контекст вполне способным усвоить это более позднее включение.

Чехов, конечно же, менялся, и довольно быстро.

В рассказе "Женщина без предрассудков" (1883), в ряду других не слишком выразительных тропов, привлекает внимание такое сравнение: "По спальной понесся и посыпался смех, похожий на истерический..." [С.2; 55]. Ничего необычного в нем нет, ни по форме, ни по содержанию, ни по функции в произведении.

И все же оно примечательно.

Спустя три с половиной года в письме М.В.Киселевой от 29 октября 1886 года Чехов, рекомендуя писательнице избегать штампов и экзальтации, заметит: "... слишком устарелый эффект..." [П.1; 270].

В чеховском рассказе данный штамп используется, конечно же, не совсем прямолинейно, обыгрывается как контекстом, так и введением в ту же фразу противоречащего истерике слова "покатился", противоречащего, кстати, именно в связи с тем, что входит в ряд других штампов, обозначающих смех веселый, радостный.

Но пример, тем не менее, очень любопытный и - важный для понимания поэтической эволюции А.П.Чехова.

В том же письме он указывает на другую ошибку М.В.Киселевой: "... в Вашем начало совсем плохое... Рассказ драматичен, а Вы начинаете с в самом юмористическом тоне" [П.1; 270].

Рекомендация не менее интересная.

Тремя годами ранее А.Чехонте написал целый ряд произведений, дающих повод адресовать похожий упрек ему самому и не только за "начала". Данное обстоятельство было подробно рассмотрено в предшествующей главе книги.

Этот косвенный спор с "собой вчерашним" говорит о радикальности перемен, определившихся к 1886 году.

Пока же перемены готовились, с ощутимой опорой на уроки летнего кризиса 1882 года.

Преемственность такого рода обнаруживается даже в мелочах.

Анекдотический рассказ "Патриот своего отечества" заслуживает внимания не только тем, что герой несет вопиющую ахинею своим "коснеющим, пьяным языком" и что у него не менее коснеющее сознание.

Автор, очень экономно использующий тропы в данном произведении, создает многозначительную игру смыслов, построенную на соседстве художественных определений в коротеньком описании:

"Сквозь листву пахучих лип глядела на них немецкая луна ... Маленький кокетливый ветерок нежно теребил российские усы и бороды и вдувал в уши русских толстячков чудеснейшие звуки" [С.2; 66].

"Немецкая луна" здесь наполняется специфическими значениями, превращающими простое определение в художественное. Оно по существу становится концептом, вызывая целый ряд представлений, укорененных в общественном сознании и, естественно, в мозгах "русских толстячков", приехавших "сюда лечиться от большого живота и ожирения печени" [С.2; 66]. С.54