Как он надеялся, коллекционер не ждет подвоха и мирно почивает на своем третьем этаже, отдавшись на милость Морфея.

Петриков полз.

Решетка неприятно холодила ладони, но перчатки смягчали обостренные чувства почти благородного разбойника. Жильцы семнадцати этажного дома мирно отдыхали перед своими телевизорами, ужинали, совершали гигиенические процедуры и занимались прочими повседневными делами, а темная личность в черной одежде, поспешно карабкалась вверх, почти достигнув нужного этажа.

Петриков отдышался – сейчас он находился на втором, забравшись на балкон и невольно наблюдая за тем, как обитатели квартиры яростно и самозабвенно ругаются, бросая в друг друга различными предметами, преимущественно, кухонной утварью.

– Милые бранятся – только тешатся. – с умилением подумалось Петрикову после того, как супруг, не рассчитав силы замаха, запулил в лоб дражайшей половине тарелкой. Лоб у половины оказался, на удивление, крепким, но заорала дамочка так, что благородного вора звуковой волной, обрушившейся на него подобно цунами, едва с балкона не снесло. Перепуганный и, вспомнивший про уголовный кодекс, супруг бросился утешать супружницу, а та, вероятно, испытывая к нему дикое чувство благодарности, принялась стучать благоверного по спине, приводя того в себя при помощи скалкой.

– Крутые страсти. – переходя к последнему этапу подъема, размышлял Петриков. – Какая экспрессия! Куда там Шекспиру! Скалка, она и есть, скалка. Как бы участкового не вызвали, при таком-то раскладе.

Оставив далеко внизу ссору любящих супругов, Петриков, зацепившись за подоконник, слегка расслабился – он почти на месте. Последнее усилие и твердыня профессора неизвестных наук падет, а банковский счет, почти благородного экспроприатора, пополнит весьма круглая сумма денег.

И тут случилось то, на что многоопытный и осторожный почти Дубровский, никак не рассчитывал.

На него напали.

В воздухе. На высоте.

А ведь он, Петриков, работает без страховки.

С пронзительным писком на голову незадачливого расхитителя материальных ценностей, обрушилось нечто. Это нечто, крепко вцепившись в волосы, выбившиеся из-под черной шапочки, залепило глаза Василия Ивановича чем-то плотным, темным и кожистым и Петриков, издав приглушенный вопль ужаса, изрядно прибавив в прыти, взлетел вверх, аки птаха небесная и суматошно всплеснув руками, ввалился на чей-то балкон, при этом больно шандарахнувшись затылком о твердый пол.

И, затих.

*

Проводивший приглашенного специалиста, страдающий от страха и недосыпа, пенсионер Дохлик, любовно перебиравший ворсистые жгуты на круглом, охранном тотеме шаманов африканского племени юмбаинути, был безжалостно вырван из нежных объятий, подкрадывающихся к нему сновидений и приведен в почти что боевую готовность.

Где-то рядом, фактически за окном, Афанасий Анатольевич отчетливо расслышал громкое хлопанье крыльев, приглушенный мат, придушенный хрип и грохот.

Вооружившись шваброй, крадучись на, полусогнутых в коленях, ногах и, поминутно крестящийся, Дохлик, осторожно, скрываясь в тенях и оставляя отпечатки комнатных тапочек на контрольно-следовой полосе, пробрался к своему собственному балкону и, распахнув двери, предварительно потыкав в темноту древком швабры, высунул голову из комнаты.

Никого!

Тишь, гладь, благодать и Луна во все небо.

Некоторое время Афанасий Анатольевич, близоруко щурясь, таращился в эту самую враждебную тьму, обмирая при вздохе-выдохе и опасаясь того, что с черной небесной выси на него обрушится клыкасто-крылатый ужас. Но, нет – где-то орала вздорная кошка, у соседей с нижнего этажа продолжалась вечеринка с битьем посуды и матами, его сопровождающими, но никаких теней и иных инородных объектов в воздухе, в районе балкона коллекционера, невооруженным взглядом не просматривалось.

Недобрым словом помянув оплаченного задатком специалиста, Дохлик с возмущенным треском захлопнул балконную дверь, пыхтя и отдуваясь, подтащил к ней тяжелую тумбочку и, с осознанием честно выполненного долга, отправился на боковую, совершенно позабыв принять привычную дозу валерьянки – в каплях, пилюлях и саше, которое он укладывал себе под подушку.

Рухнув головой на мягкое, коллекционер мгновенно заснул и пропустил все самое загадочное и мистическое, случившееся сразу после его отхода ко сну.

Очнувшись после незапланированного впадения в посторонний балкон, Петриков-Дубровский некоторое время провел в задумчивой неподвижности – лежа на полу, он пытался вернуть себя в настоящее, прилежно таращился в темноту и настороженно прислушивался.

Тишина стояла глухая.

Исходя из всего, Петриков решил, что ему повезло, в очередной раз и заслуженно. Он, столкнувшись с коварным нападением, отделался легким испугом и пульсирующей шишкой в районе затылка.

Ах, да – по голове сочилась вязкая, вонючая субстанция, размазываясь по волосам экспроприатора и приводя того в состояние угрюмой озлобленности.