— А вы сами откуда сюда пришли? — спросила Сара.

— Из армейских рейнджеров. Вьетнам, Камбоджа, затем диверсионная школа в Форт-Беннинге, инструктор. В некоторой степени наша НСС создана по образцу той школы.

— А демобилизовались почему?

— Честно говоря, нужны были деньги. Жалованье инструктора — мизер. Ушел на вольные хлеба.

— Это как, в наемники?

— Снова вы из меня персонажа с сигарой лепите! — рассмеялся Фримен. — Нет, наемником я не стал. Мне вообще армейское наемничество претит. По моим представлениям, солдат, лишенный самого своего мощного оружия — идеи, неполноценный солдат.

— Но если не в наемники, то как же на вольные хлеба? — не отставала Сара. — Вы ведь сказали, из-за денег ушли .

— Я стал консультантом По особым видам оружия и военной стратегии. Сначала в Англии, в ВВС, потом во Франции при боевой группе национальной жандармерии, потом в Израиле, при особой части номер двести шестьдесят девять, потом в ФРГ, в спецотрядах. Это все подразделения по борьбе с терроризмом.

Сара смотрела на человека, сидевшего по ту сторону стола, силясь представить его в боевой военной форме.

— Что-то на вас не похоже, — мотнула она головой после паузы.

Фримен рассмеялся, смешок какой-то странный, тоненький, фальшивый. Да и все в нем было фальшиво. Взгляд, голос, жесты — слишком отработанные, слишком театральные, противоестественные. Словно нарочито разыгрывал перед Сарой какую-то комедию.

— Терри, самый крутой из инструкторов школы «Келли-Хилл» в Форт-Беннинге, внешне был чистый ангел. Щечки гладкие, почти не брился. Изящная, как у танцора, походка. Во время инструктажа один из учеников кинул ему: «Гомик!», и не успел этот малый глазом моргнуть, как Терри свернул ему челюсть и руку переломал в двух местах.

— Из чего следует, внешность обманчива?

— Совершенно верно!

Строгий черный аппарат на столе приглушенно мурлыкнул. Не сводя с Сары глаз, Фримен снял трубку. Молча слушал, перебирая цепочку на шее, и тут только Сара заметила на этой цепочке маленький золотой крестик, перечеркнутый красным эмалевым X. Что это, модная безделушка с эмблемой «Десятого крестового», а может, особый, тайный знак причастия, как рукопожатие у масонов? Фримен молча положил трубку. Отодвинулся от стола вместе с креслом, встал. Выражение лица изменилось. Улыбка осталась, но холодная, отстраненная. Интервью, или что там у них с Сарой было, провозглашалось законченным.

— Прошу меня извинить, — произнес Фримен, протягивая Саре руку для прощания. — Дела.

Сара пожала протянутую руку, прикидывая про себя: умеет ли убивать эта теплая, сухая рука? Взглянула Фримену прямо в глаза: несомненно…

— Вы мне очень помогли, — сказала Сара. — По крайней мере, теперь мне есть с чем работать.

— Искренне рад!

Фримен вышел из-за стола, проводил Сару до двери, потом в коридор и так шел за ней до самой приемной, непринужденно болтая о погоде. Когда же он последовал за ней и дальше, к выходу, Сару будто ледяной волной окатило с головы до ног и внутри шевельнулась смутная, неясная тревога.

Вместе с ней Фримен ждал у лифта, и в то самое мгновение, когда вслед за звоночком разъехались двери в стене, Сару обожгла догадка: она не просто уходит из НСС, Фримен выпускает ее! Сара шагнула в кабину, тупо глядя под ноги, ожидая с затаенныам страхом, что пол вот-вот разверзнется. Обернулась и в быстром сужавшемся проеме между дверьми в последний раз увидела Фримена. Он стоял, не сводя с нее немигающих глаз, налитой, как револьверное дуло, закамуфлированное складками шелковой рубашки.

И пока Сара не выбралась из этого здания, пока не окунулась в знойную духоту улицы, у нее дрожали коленки.

Через двадцать минут, вся в испарине, совершенно без сил, Сара входила в вестибюль «Холидэй». Еще после смерти отца врач предписал ей держаться на транквилизаторах, и целую неделю Сара пребывала в непривычном, полуодурманенном состоянии, когда расползаются мысли, находит отупение и не соображаешь, где находишься. Вот и сейчас на нее нашло то же, казалось, что все снится, только не ей, а кому-то еще… Все, что она только что видела, — и это учреждение, и красавец в шелковой рубашке, и его золотой крестик, перечеркнутый красным, — все было ненастоящим, какой-то маской, прикрывавшей что-то ужасное.

Сара с облегчением открыла дверь в свой номер: сейчас подольше полежать в ванне, чуточку соснуть, и все пройдет…

К ней подскочили с двух сторон, молниеносно, без звука, без суеты. Двое в халатах санитаров неотложной помощи. Действовали четко: один прижал Сару к стене, другой немедленно закрыл дверь номера. Первый одной рукой зажал Саре рот, другой рукой запрокинул шею полунельсоном назад. Развернувшись боком, бедром и ногой подломил колени, чтобы не брыкалась. Когда подошел второй, тот отступил, не отпуская Сару. Второй подставил к ее шее шприц-пистолет, прижал к коже и ввел дозу тиоридазина в смеси со спиртом. Сочетание сильного транквилизатора с алкоголем произвело мгновенное действие. В считанные секунды сопротивление Сары иссякло, она безжизненно повисла на руках державшего ее «санитара». Когда они уложили ее на каталку, прихваченную с собой, давление Сары упало, пульс участился, зрачки расширились. Внешне могло показаться, что она пребывает в состоянии глубокого шока, а в крови при анализе обнаружилось бы наличие алкоголя и транквилизатора. Что ж, обычная пациентка из пьющих и употребляющих наркотики, явление для больниц Рино столь же привычное, как ангина.