Шрифт:
В принесённой похлёбке было мало мяса, зато плавали хлеб и морковь с тыквой. Дорого, но относительно сытно. Вдобавок было неплохое вино.
— А ты, видать, тот самый Эйрих Щедрый, да? — подошёл к столу один из варваров.
Неопрятный, в кожаных штанах и льняной тунике, но со спатой на поясе — значит, свободный и, скорее всего, воин. Держит руку близко к мечу, что не делают люди с мирными намерениями.
— Я, — ответил Эйрих. — С кем говорю?
— Трасамунд, сын Дагоберта, — представился варвар. — Беру род из тубантов. Слышал о таких?
— Не слышал, — признался Эйрих.
— Услышишь ещё, — пообещал Трасамунд.
— Чего подошёл-то? — поинтересовался Эйрих.
— Познакомиться с нашей новой знаменитостью, — усмехнулся тубант. — Вижу, слухи не врут: у тебя ещё сопли под носом не высохли.
— Ты хочешь испытать себя в поединке? — напрямик спросил его Эйрих. — Просто скажи «да» или «нет».
— А если да? — с вызовом спросил Трасамунд.
— Альвомир, — произнёс Эйрих.
Гигант встал с лавки и подошёл поближе к Трасамунду. Тубант напрягся и невольно отступил на шаг. Но затем он взял себя в руки и вернулся на прежнее место.
— Я твою мамку за деревню в лес сводил и там на уд свой насадил, — доверительно сообщил гигант тубанту.
— Чего? — удивился тот.
— Потом сестру твою на лугу довелось встретить, её тоже пришлось на уд насадить, — продолжил откровенничать Альвомир.
Слова были разучены в течение трёх недель упорных тренировок. Заходили они неохотно, потому что Альвомир их не понимал, ведь, всё-таки, вульгарная латынь, но затем Эйрих догадался их зарифмовать, поэтому дело пошло легче и быстрее.
— Чего?! — начал кипятиться Трасамунд.
— А как-то шёл по дороге, вижу, жена твоя идёт, — продолжил Альвомир. — Говорит, о чём толкую: дашь бронзовую монету — уд твой языком отполирую. Что поделать? Монетку было сперва жалко, но во рту твоей жены моему уду оказалось уж больно сладко.
— Ах, ты, мразь! — окончательно вскипел тубант, схватившись за меч. — Ну всё...
До стишка об отце Трасамунда сегодня дойти не удалось. В следующий раз.
— Ты вызываешь моего человека на поединок? — деловито осведомился Эйрих.
— Вызываю, ублюдок! — прокричал Трасамунд. — Убью его, а потом тебя! Откладывай деньги на поминки!
— Через час, на арене, — с усмешкой произнёс Эйрих. — Когда встретишь Петра, скажи ему, что ты сам виноват в своей смерти.
— Я вырву твой длинный язык, сопляк! И затолкаю его тебе в задницу! — тубант убрал руку с меча и вернулся к своим соратникам, вставшим из-за стола.
Долго задерживаться в таберне они не стали, быстро доев и допив нехитрую снедь и отправившись готовиться к поединку.
Эйрих, в который раз, пообещал себе продавить в Сенате закон, запрещающий судебные поединки. Мужи в тогах, до этого сидевшие тихо, тоже куда-то засобирались.
— Уважаемый Арсакиос! — позвал он искомого грека. — Угостись едой с нашего стола, в обмен на небольшую толику твоего времени, чтобы выслушать меня!
— Я, на самом деле, тороплюсь... — начал отнекиваться Арсакиос.
— Это не отнимет у тебя слишком много времени, — сказал на это Эйрих. — Меня интересует труд Квинтилиана «О воспитании оратора», готов купить его за звонкую монету.
Грек переборол страх перед варварами и сел на лавку напротив Эйриха. Одна из порций мясной похлёбки, на которую уже зарился Альвомир, перекочевала к Арсакиосу, как и кусок свежего пшеничного хлеба. От вина он отказался.
— Я ценю свою копию, — произнёс грек, отведав похлёбки и закусив её хлебом. — Меньше чем за пять солидов её у меня не купить.
— Идёт, — не стал Эйрих торговаться. — У тебя же полное собрание?
— Полное, — ответил Арсакиос. — Свежая копия, в отличном состоянии. Мне даже немного жаль расставаться с этим бесценным источником древних наставлений, но времена тяжёлые, желудок вопиет громче разума...
— Говорят, что ты был другом Иоанна Златоуста, царствие ему небесное, — произнёс Эйрих. — Каков он был?
— Да, покуда жив был, Иоанн называл меня другом, — ответил грек. — А каков он был? Речью и помыслами чист, богоугоден... Но правдорубом прослыл, за что и пострадал... Эх, жаль Иоанна, хороший был человек...
— Да, жаль, что не смог с ним побеседовать... — покивал Эйрих.
— Скоро побеседуешь, сучёныш! — донеслось с улицы.
— Хотя бы перед смертью веди себя достойно! — ответил Эйрих тубанту. — И лучше тщательнее готовься к поединку!