Храмцов обернулся, вернее, переложил мясистый подбородок на левое плечо и прохрипел:

– Это проблемы вашего старого маразматика. Плевать на него! Серая мышь попалась в мышеловку своих амбиций и не может вылезти из неё… Сколько уже лет?

– Неважно. Серая мышь? Мышеловка амбиций. Славно!

Мирона близоруко рассматривало востроносое, лохматое существо возраста до тридцати, с вялыми, серыми глазами колечком, – типичная ассистентка малопризнанных творческих личностей. Девушка дышала устойчивым перегаром хронической курильщицы и сдержанным интересом.

– Как я поняла, вы не собираетесь работать в нашей программе? – уточнила она. – Рейтинг у нас высокий!

– Что за программа? – буркнул Храмцов.

– Ка-ак? – задохнулась от возмущения Элла. – Вы не знали с кем сегодня работали?!

– Понятия не имел.

– Улёт! – восхитилась она. – Впервые такой нонсенс. Люди к нам просятся…

– На съёмках я случайно, – раздраженно отозвался Храмцов. – Телевизионная тусня не по мне. Я – из киношного замеса. Дорошин неожиданно пожелал моё личное участие. Выполняю прихоти генпродюсера.

– О-о! Замираю и умолкаю, – утихла девушка. – Протеже самого генспонсора! Но главреж не прав, вы лихо выписывали операторские кренделя. По контрольному монитору подсмотрела. Кадры получились живучие, динамичные! Авангард! Только это клиповый стиль, а не подиумный.

– Так заказали, – промычал Храмцов.

– Кого заказали? – встрял сидящий впереди телеоператор с хвостом ухоженных женских волос на затылке.

– Главрежа вашего, – пошутил Храмцов.

– Давно пора, – печально вздохнул коллега, – душит творчество, мухомор.

– Перестань ныть, Петровский! – возмутилась Элла. – Работай!.. Творчества он захотел. То горящие уши светиков с кулисой в кадре оставил, то коленки ассистенток с потолком. А ещё туда же, мистер Обрезкин, лезешь с грязными ногами в мастерство операторского искюйсства!

– Отвлёкся! С кем не бывает, – возразил Косичка-Петровский, униженно заткнулся. Храмцова потянуло придушить ассистентку, которая в благородной любви к неувядающему таланту режиссёра перешла к прямым оскорблениям коллег из операторской группы.

– Заткнись, пожалуйста, – без злобы попросил Храмцов. – Судить легко, сделать трудно. Не увлекайся, тётя, пустым базаром.

– Какая я тебе, тётя?! – вспылила ассистентка. – Бегемот из чужих болот! Не борзей! Сильно блатной бычара?! Найдётся кому рога обломать!

– Надо бы тебя трахнуть, – промычал невозмутимый Храмцов, – не хочется по голове.

Ассистентка беспомощно захлопала ртом, заморгала глазами-колечками. Единственный свидетель разговора, оператор с косичкой злорадно похихикал, вступаться за поруганную честь коллеги не собирался.

– Но так что? – миролюбиво спросил Храмцов.

– Что-что, – запыхтела ассистентка, дерзко взглянула в глаза наглецу, прошептала:

– Я согласная.

– Мирон, – представился с большим опозданием Храмцов.

Завихрения

«При становлении преступного капитала в государстве

каждый мужчина стоял на грани преступления, но лишь

единицы не преступили её. Не отважились.»

М.З.Серб, философ.

Пока просмотрели в монтажной телецентра Останкино видеоматериал конкурса, пока Храмцов дожидался, когда оцифруют, перезапишут видеоизображение с кассет его камеры на диски компьютерной монтажной, как того пожелал Дорошин, – прошло не менее четырёх часов. Храмцов в очередной раз выслушал мнение зануды-режиссёра о несоответствии его стиля съёмки «высокому штилю» программы «Подиум-V» да ещё, сделал глупость, вступил в бесполезную полемику о «динамичной композиции» с замшелым параноиком. Операторская группа благоразумно помалкивала, молча признала, что наглый варяг разрушил салонно-вялую манеру архаичного режиссёра, – приверженца советского, телевизионного прошлого, и эффектно представил, по сути, живой товар, как того и требовали заказчики из «новых русских». Храмцов смело вывернул наружу похотливую изнанку шоу-бизнеса и предъявил товар во плоти.

Даже смурной, молчаливый грузчик, разнорабочий группы, – патлатый дядька в спецовке оживился при виде храмцовских кадров, ткнул пальцем в дублирующий монитор трижды и пробурчал:

– От эта пава победит. Вторая будет – от эта Русала и третья – крашеная Златка.

Даже грузчик обозначил троих девушек, которых и выделял Храмцов: номер «пять» – томная брюнетка, что умела безумно красиво владеть своим упитанным телом, словно таяла в грациозных движениях восковой свечой; номер «одиннадцать» – холёная, надменная длинноволосая красавица с миндальными глазами, как у Софи Лорен, вернее, как у нашей актрисы Самойловой; и номер «семь» – стройная, печальная шатенка, на которую «положил глаз!» и сам Храмцов, скорее всего, из-за скромного, достойного поведения симпатюли на подиуме.