Командовал гидроотрядом Александр Васильевич Шляпников. Он был «Бубновым тузом», любил чистоту и порядок, летал, как говорили все, кто служил в «Гидро-3, «отменно и играючи». Сам же Шляпников лихачества в небе не прощал никому, требовал строгого соблюдения формы, ругал за любую небрежность и не терпел праздности и безделья.

Тарахтение моторов нарушало утреннюю тишину. Командир ходил вдоль деревянного помоста и выпускал подчиненных в полет. Иногда он останавливался, складывал ладони рупором и кричал:

— Как ты взлетаешь! Перестань утюжить, раскачивай смелей!

Его никто не слышал, тогда он срывал фуражку, размахивал ею над головой, подавая знаки одобрения или негодования пилоту.

На полеты Шляпников приходил чисто выбритым, в белоснежной рубашке с галстуком, отглаженных черных брюках и синей тужурке с блестящими пуговицами. Фуражка с крабом лихо сдвинута на затылок, в руке тонкая веточка, которой он легонько помахивал. Суета на берегу сразу же прекращалась, а дежурный подавал команду: «Стройсь!»

Самолетов было восемь, но в полетах участвовала лишь половина. Осталные ремонтировались. Сергей наблюдал за взлетом и посадкой гидропланов, работой механиков и втайне от своих сверстников мечтал завести знакомство с этими отважными и веселыми «летунами». Он считал себя обделенным судьбой — революция свершилась без него, опоздал он и воевать с белогвардейцами. А как хотелось походить на юных бойцов, старших товарищей, на бесстрашных, покоряющих стихию героев Джека Лондона и Киплинга. Сколько раз, отложив книжку, Сергей подолгу представлял себя одним из них. А вот теперь его тянуло к тем счастливцам, которые трудились в «Гидро-3».

В шесть утра он выскакивал из дома и торопился к морю. И вот однажды услышал:

— Эй, парень, помоги!

Звали его, просили помочь оттолкнуть летающую лодку от берега. Он не заставил повторять просьбу, кинулся сразу, действовал ловко. А потом, просидев почти час в ожидании, помогал ее вытаскивать. Так и познакомился с летчиками и механиками, приходил каждый день. То там поможет, то здесь, потом научился разбирать и собирать моторы. Строгий Шляпников, заметив мальчишку в ангаре, хотел было прогнать его, но, понаблюдав за ним, примирительно заметил: «Толковый парень, пусть помогает, если желание такое есть».

Гидросамолеты в отряде были старые-престарые. Частично — конструкции Григоровича, частично — кого-то еще. И те и другие были похожи на крылатых дельфинов. На гидропланах стояли французские моторы «Сальмсон» мощностью 120 лошадиных сил. Старенькие, они доставляли много хлопот механикам. Сергей скоро почувствовал, что в отряде нужны не только ловкие рабочие руки, но и знания. Только с их помощью можно было найти ответы на многие вопросы, связанные с надежной работой техники. Вечерами Сергей приставал к отчиму с вопросами об уплотнителях, магнето, шатунах, поршнях, различных нарезках…

Ему разрешали забираться в пилотскую кабину, пробовать рули, крутить лопасти винта, запускать мотор. А однажды Шляпников (в отряде его называли легендарным: еще бы — участник штурма Зимнего дворца, герой гражданской войны, награжден боевым орденом Красного Знамени) как-то очень по-свойски сказал ему:

— С нами полетишь. Долганов объяснит, что и как… Понял?

Сергей не поверил своим ушам: «Мне предлагают полететь на самолете? Шутят или всерьез?» Ответил без задержки, сдержанно:

— Понял!

— Тогда полезай, сядешь рядом…

Чихнул и заработал мотор. Шляпников пошевелил рычагами и повел самолет к выходу из маленькой гавани. Отбрасываемый пропеллером воздух погнал по воде мелкую рябь. Когда вышли за волнорез, Шляпников наклонился к Сергею и прокричал в самое ухо:

— Не зевай и держись. Взлет против ветра!

Сергей кивнул.

Шляпников поработал рулями, посмотрел на сидящего рядом паренька и увеличил газ. Мотор взревел на высокой ноте, и вода за гидропланом побежала сильнее. Сергей почувствовал жесткую упругость воды, легкую тряску и не заметил, как самолет оторвался от морской поверхности и стал набирать высоту. Тугой ветер бил в лицо и слепил. Откроешь рот и пьешь, пьешь настоянную на соленых запахах прохладную благодать. По телу пробежала и расплылась странная, необычная легкость… А глаза все видят, слух обострен предельно.

Самолет чуть накренился и стал описывать большой круг. Внизу огромной подковой обозначилась Одесса. Сергей увидел порт и корабли у причалов. Потемкинскую лестницу, многогранник оперного театра, разбегающиеся во все концы и пересекающиеся улицы… Потом поплыла земная пестрядь — черные сгустки деревьев, желтые пятна песка, зеленая холстина полей и красные крыши домов…

«Лечу! — подумал Сергей. — Первый раз в жизни…»

Сердце колотилось. Не от страха — от упоительного чувства высоты.