– Ты первый день в Анадыре, что ли, я не пойму?! Сказано – ветер! Нет, понеслась! Мата больше слышать она не может! Стой тут, раз ты такая нежная, тут его не слыхать, мата!..

– Вот у меня где этот ваш мат! – Томка, тяжело дыша, попилила рукой по горлу. Другой она яростно заправляла за пояс вырванную ветром блузку. – В ушах вязнет, и день, и ночь одно и то же, как будто по-людски разговаривать нельзя!

– А сама-то чё? – осведомился дежурный, возвращаясь за стол. – Не материшься, голубица?

В кабинете Нечитайло уже доругивались, голоса звучали потише, поспокойнее, понятно было, что спорщики устали и ни до чего не договорились.

Хабаров напоследок послал Нечитайло с его горючкой и мелкой бюрократической душонкой подальше, вывалился в коридор, саданул дверью и закурил.

– У нас тут не курят, – сказал дежурный и захохотал, – постановление правительства и Государственной думы.

Хабаров Думу и правительство тоже послал, но не так размашисто и цветисто, как Нечитайло. Докурил, загасил окурок о подошву и швырнул в угол.

– Если кому понадоблюсь, я в бильярдной! – рявкнул он. – Хоть шары погоняю, чем с такими… с вами… разговаривать!..

– А чего такое-то?

– А ничего, твою мать! Мне в Эгвекинот идти, а у него по горючке лимиты!..

– Куда идти, ветер тридцать метров в секунду и поперёк полосы!

– Да пропадите вы все пропадом! – опять во всю силищу заревел Хабаров. – У этого лимиты, у того ветер! Метеослужба прогноз дала – к вечеру уляжется! А там больных трое! И ребёнок!.. Он чего тебе, ждать должен, когда эта гнида мне горючку подпишет?!

– Лёша, – тихонько сказала нарисовавшаяся возле стола Тома, – хочешь, я тебе чайку заварю? У меня плиточный есть, тундровый, ты же любишь…

Мужики на неё оглянулись. Она уже была вся прибранная, аккуратная, глаза держала долу, пальчики крутили железную пуговку на кителе – диво дивное!..

– Да не надо мне ничего! Мне работать надо, вы это понимаете?!

– Лёш, сало есть, настоящее, домашнее. Бабушка прислала. У них в Калаче дом свой, и куры, и кабанчик… Бутербродов могу наделать.

– Мне сделай! – вскинулся дежурный, и лицо у него стало умильным. – Я знаешь как сало люблю?!

Хабаров махнул на них рукой и широким шагом двинул по коридору.

Дверь в кабинет Нечитайло приоткрылась, из неё вылетел реглан и приземлился на стулья, стоявшие вдоль коридорной стены. Тома подбежала, подхватила реглан и бросилась за Хабаровым.

– Бутербродик сделаю, да, Лёш? И чайку? Послаще, ты ж любишь сладко чтоб!..

Хабаров принял у неё реглан, продел руки в рукава и вдруг усмехнулся:

– Калач – это чего такое?

– Так город такой, Лёша!.. – затараторила Тома. – Калач-на-Дону, я сама с Волгограда, а бабуля с дедулей у нас в Калаче живут, и дом у них там, и сад, и чего только нет…

– Надо же, – себе под нос сказал лётчик Хабаров, – не знал я такого города!

Тома проводила его глазами. Они были ласковые, правдивые, говорящие так откровенно, что дежурный крякнул и отвернулся.

Она дошла до двери в кабинет, оглянулась, но никакого Хабарова уже не было. Она обласкала взглядом его невидимый след, вздохнула и вошла. Оттуда сразу же донеслось недовольное бухтенье Нечитайло, впрочем, вскоре стихшее.

Дежурный покрутил головой и ещё раз крякнул огорчённо – все, вот как есть до одной бабы сохнут по летунам, что в них такого?! Разве что регланы, но в управлении все в регланах, не только летуны! За что же им-то бабья любовь достаётся?!

Ветер улёгся так же внезапно, как и налетел, словно и не было его – как всегда, в Анадыре. Хабаров, изнемогший от стуканья бильярдных шаров, смачных анекдотов – ни одного нового, все наизусть давно выучены, – махорочного дыма и плиточного чая, похожего на микстуру, ушёл на полосу.

«Аннушка» на привычном месте показалась ему неожиданно весёлой, а Хабаров думал увидеть её грустненькой – ведь на них обоих с утра пораньше наорал потный Нечитайло!.. Солнце играло на плоскостях, а когда Хабаров вышел из плотной тени диспетчерской, отразилось от стекол кабины и брызнуло в глаза так, что пришлось махом нацепить на нос тёмные очки.

Движок зачехлён, растяжки укреплены, чтоб ветрами самолётик не сдуло в Анадырский лиман, и эти растяжки как будто подтверждали – никуда вы сегодня не полетите, так и будете на приколе торчать!..