– Только одно, – сказал я яростно. – И не в защиту. Вы ведь не нуждаетесь в нашей защите и в наших оправданиях. Черт с вами, забирайте нашу звезду – вы ведь на это способны. На здоровье! Мы сделаем себе новую звезду, сами! А потом в один прекрасный день вернемся в ваш мир и загоним вас в угол – всех до одного!

– Здорово, Кип, так их!

Мои слова не вызвали крика возмущения и в наступившей тишине я вдруг почувствовал себя ребенком, совершившим бестактную ошибку в присутствии взрослых гостей и не знающим, как ее загладить.

Но отказываться от своих слов я не собирался. Нет, я не думал, конечно, что мы сможем сделать это. Не доросли еще. Но попытаемся уж наверняка. «Умереть, сражаясь» – самое гордое свойство человека.

– Весьма вероятно, что так и будет, – сказал, наконец, голос: – Вы кончили?

– Да, кончил. – Со всеми нами было покончено.

– Кто-нибудь заступится за них? Люди, знаете ли вы расу, согласившуюся бы заступиться за вас?

Кого мы знаем, кроме себя? Собак, разве что? Собаки, может, и заступятся.

– Я буду говорить!

– Материня! – встрепенулась Крошка.

Неожиданно она очутилась прямо перед нами. Крошка рванулась к ней, но налетела на невидимый барьер. Я взял ее за руку.

– Спокойно, малыш. Это всего лишь стереоизображение.

– Милорды-собратья… Вы богаты мудростью многих умов и накопленной сокровищницей знаний. Но я знаю их самих. Да, действительно, они преисполнены буйства, особенно меньшая из них, но не более, чем это естественно для их возраста. Можем ли мы ожидать проявлений зрелой выдержанности от расы, которой предстоит умереть в столь раннем детстве? И разве не свойственно насилие нам самим? Разве не обрекли мы сегодня на смерть миллиарды живых существ? И может ли выжить раса, лишенная стремления к борьбе? Да, правда, эти существа зачастую намного более буйны, чем было бы необходимо и разумно. Но, собратья, ведь они совсем еще дети! Дайте же им время вырасти и понять.

– Именно этого и следует бояться, – что они вырастут и поймут слишком много, слишком многому научатся. Ваша раса всегда была сверхчувствительной; сентименты мешают вам проявить объективность.

– Неправда! Мы сострадательны, но отнюдь не глупы. И вы знаете не хуже меня, сколько крайних решений было принято на основании моих показаний. Их было так много, что мне больно о них вспоминать. Но я и впредь не уклонюсь от выполнения долга. Если ветвь больна неизлечимо, она должна быть отсечена. Мы не сентиментальны, мы – лучшие сторожа, когда-либо охранявшие Три галактики, потому что не поддаемся гневу. Мы безжалостно караем зло, но с любовью и терпением относимся к проступкам детей.

– Вы кончили?

– Я считаю, что эта ветвь не должна быть срублена!

Изображение Материни исчезло.

Снова раздался голос:

– Кто-нибудь еще?

– Да!

Там, где только что стояла Материня, выросла большая зеленая обезьяна. Смерив нас взглядом, она неожиданно сделала сальто мортале и продолжала смотреть на нас, просунув голову между ног.

– Я им не друг, но я люблю справедливость, чем и отличаюсь от некоторых моих коллег в Совете. – Она несколько раз кувыркнулась через голову. – И, как заметила только что наша сестра, земляне очень молоды. Младенцы моей благородной расы кусают и царапают друг друга – и некоторые даже умирают от этого. Даже я сама когда-то так вела себя. – Она подпрыгнула, приземлилась на руки, оттолкнулась и перевернулась кругом. – Но осмелится ли кто-нибудь утверждать, что я не цивилизованное существо? – Она замерла и продолжала разглядывать нас, почесываясь. – Да, это жестокие дикари, и я не понимаю, как они могут кому-нибудь понравиться, но я считаю, что нужно дать им шанс попробовать!

Обезьяна исчезла.

– Хотите ли вы добавить что-либо, прежде чем будет вынесен вердикт? – спросил голос.

Я уже открыл рот, чтобы сказать: «Нет, кончайте скорее», – как Крошка зашептала мне в ухо. Я кивнул и заговорил:

– Мистер председатель, если вердикт будет вынесен против нас, могли бы вы попридержать своих палачей, пока мы не вернемся домой? Мы знаем, что вы можете доставить нас на Землю за несколько минут.

Голос ответил не сразу:

– Зачем вам это? Ведь я объяснил уже, что судят не вас лично. Было договорено, что вам двоим в любом случае сохраняется жизнь.

– Мы знаем. Но предпочитаем разделить судьбу всех людей у себя дома.

Снова неуверенная пауза.

– Хорошо.

– Достаточно ли фактов для принятия решения?

– Да.

– Каково же решение?

– Человечество будет рассмотрено вновь дюжину полураспадов радия спустя. Но пока человечеству существует угроза от самого себя. Против этой опасности ему будет оказана помощь. В течение испытательного срока за ним будет пристально следить Мать-охранительница. – Голос прочирикал веганское имя Материни. – Территориальный инспектор этого района, которому вменяется в обязанность немедленно информировать Совет о любых зловещих симптомах. Пока же мы желаем человечеству успеха в его долгом пути к вершинам цивилизации. Образцы надлежит возвратить в то пространство-время, откуда они пришли.

Я счел, что сажать корабль в Нью-Джерси, не известив заранее летные власти, неразумно. Вокруг Принстона много важных объектов, нас могут обстрелять чем угодно, вплоть до ракет с ядерными боеголовками, если засекут радаром. Но Материня лишь чирикнула не без снисходительности.

– Я думаю, что все обойдется.

Действительно, обошлось, никто нас и не заметил. Она высадила нас в глухом проулке, распрощалась и исчезла. Законов, возбраняющих ночные прогулки в скафандрах, да еще с тряпичной куклой в руках, не существует, но зрелище это все равно непривычное, поэтому первый же полицейский патруль доставил нас в участок.