Шрифт:
Она осторожно положила мешочек на стол перед компьютером и задумалась.
Потом она достала телефон и нажала контакт на экране.
Ответили не сразу.
– Привет, – сказала Бай Юйшу.
– Что?
– Я задержусь.
Молчание.
– Понятно.
– Я сегодня днем уходила с работы, мне надо доделать.
Усмешка.
– Я понял.
– Джэкунь, я хочу что-то тебе сказать …
Молчание.
– Что?
– Я приду домой и скажу.
– Ладно.
– А ты… может, ты сходишь в супермаркет, купишь что-нибудь вкусное?… Креветки, может быть… Я дома тебе скажу все.
– Ладно. Посмотрю.
– Я позвоню, когда буду выходить.
– Ладно. Пока.
Отбой.
Бай Юйшу посидела еще с телефоном в руке.
Это ничего. Теперь у них все будет по-другому.
Будет новая жизнь.
Бай Юйшу перевела дыхание, включила подсветку у настольного микроскопа и поместила крючок под увеличительное стекло.
… филигрань периода Воюющих Царств, инкрустация золотом по бронзе… застежка (крючок) для одежды в виде стилизованной головы феникса… глубокая царапина от левого глаза до основания клюва… (она включила лазерный измеритель) глубина 2,5 мм…
Она стала рассматривать экспонаты один за другим и заполнять онлайн-формы на каждый предмет с замечаниями о его состоянии.
Было почти семь часов.
––
*[4] Ван Шиминь – кит. художник династии Мин (17 в.). Излюбленный мотив творчества – отшельник в маленьком домике в обрамлении массивных форм пейзажа.
Небо – метафора императорской власти.
––
ГЛАВА 4. Блеск и ужас героев древности
В половине десятого Бай Юйшу вспомнила, что она голодная.
Она сделала несколько увеличенных снимков последнего артефакта, убрала его в специальный футляр и сунула в рюкзак.
Она развернула один тако и нашла в закладках любимую оперу.
Пятнадцать минут больше, пятнадцать минут меньше.
Поесть-то она может, разве нет?
"… Раньше я был силен,
Я мог двигать горы и править миром.
Теперь счастье изменило мне,
И конь мой не скачет.
Конь – это не беда,
Но что же мне делать с тобой, ах, Юй!.."*[5]
Бай Юйшу жевала тако с острым соусом, а по лицу ее катились слезы.
Ее не столько трогало выступление певцов в ярких костюмах, похожих на китайские термосы, сколько вся трагическая судьба героя Сян Юя, победившего тиранов Цинь – только для того, чтобы умереть и отдать Поднебесную трусливому и подлому Лиу Бану. Больше всего ей было жалко Сян Юя из-за того, что у этого могучего человека было такое нежное сердце и он так любил свою младшую жену.
"– Господин,
если вы будете прорываться сквозь войска Хань,
Я буду вам только мешать.
– Нет! Нет!
– Прощайте, господин!"
Закончен танец с мечами, и колокольчики жалобно звенят.
Бедные Сян Юй и Юй-цзи!
Историю их любви люди помнят через сто поколений.
Бай Юйшу вытерла мокрое лицо салфеткой из ланч-бокса и выключила компьютер.
Она попрощалась взглядом со своим уютным пристанищем, поставила помещение на сигнализацию и вышла на высокое крыльцо.
Как в династию Цинь, как в династию Хань, луна вставала над землей.
Ткали без устали тени воздушное полотно.
Ночь таила темные силы веками в диких горах.
– Ху-ху!
– Аааай!
На сосне ухнула сова, и Бай Юйшу подскочила от испуга.
Шорох у стены.
Она боялась обернуться, замерла, как кролик под кустом.
Она перестала дышать.
Тепло чужого тела приблизилось сзади.
(Чан ЯньЮань:) – Одиннадцатый час! У тебя голова есть?!
(Бай Юйшу, дрожащий выдох:) – Ффуу… Я убью тебя, Чан ЯньЮань! Посмотри, у меня вся голова седая!
(Чан ЯньЮань:) – Дурочка, что ж ты так кричишь?
(Бай Юйшу:) – Ты не мог войти в дом, как нормальный человек?! Обязательно пугать?!
(Чан ЯньЮань:) – Ты там ревела! Как будто я не знаю, как ты начинаешь заливаться слезами каждый раз… (поет надтреснутым голосом, как в китайской опере) "Что мне делать с тобой, Бай Цзюй, что мне делать?"
(Бай Юйшу:) – Ха-ха-ха!
Фамилия Бай Юйшу писалась (бай, "сто"), но папа Бай, романтическая душа, назвал дочку "Юй" (нефрит), так что имя ее звучало как "бай юй" (белый нефрит). Чан ЯньЮань, конечно, давно переделал его в (бай цзюй, "сто кошмаров").