На самом деле я не собирался спрашивать ее об этом, но теперь, когда это сорвалось с моих губ, я понял, что мне действительно небезразличен ее ответ. Мало кто видел во мне кого-то другого, кроме как человека в этом костюме, и если ей не понравилось то, что она нашла, я не знал, как отнесусь к этому.

Она медленно вздохнула, и я, сохраняя спокойное выражение лица, приблизился к ней.

— Мне понравилось, — сказала она с придыханием, и мой член дернулся при воспоминании о том, как сильно ей это понравилось.

— Значит, ты просто решила, что у тебя будет сдача? — Я застыл перед ней, когда она посмотрела на меня. — Даже несмотря, что ты все ещё в этом.

Я провел пальцами по краю своей рубашки, моя рука коснулась внутренней стороны ее бедра на мгновение, прежде чем я отступил.

— Я не знала, где ты хранишь платья, — призналась она. — Я думала, ты найдешь для меня одно…

— Нет, — ответил я. — Мне нравится, что ты такая. В моей рубашке на твоём теле и моим запахом повсюду. Мне нравится, что он помечает тебя как мою. Если бы мир увидел тебя такой, не возникло бы сомнений, кому ты принадлежишь.

Ее глаза вспыхнули от негодования, что я снова предъявил на неё права, и шагнув вперед, я прижал ее спину к шкафу своими бёдрами, а руки к столешнице по обе стороны от нее.

— Или ты собираешься отрицать тот факт, что твое тело взято в заложники моим? — прорычал я.

— Каждая часть меня — твой заложник, — мрачно ответила она, и я рассмеялся в ответ.

— Я не вижу никаких цепей, удерживающих тебя здесь. И я не вижу, чтобы ты пыталась бежать, — промурлыкал я.

— Мы завалены снегом, — слабо запротестовала она. Настолько слабо, что мне пришлось задуматься, а не сомневаемся ли мы оба в ее мотивах остаться сейчас.

— М-м-м. — Я оттолкнулся от нее и подошел к кухонному островку, чтобы она накормила меня.

Слоан приготовила две огромные тарелки с грибными равиоли и поставила одну передо мной, прежде чем сесть напротив. Я сосредоточился на еде, больше не поднимая глаз, когда почувствовал на себе ее взгляд.

— Тебе это нравится? — спросила она, и я зарычал, не сводя глаз с еды. Она резко вдохнула от удивления, но все равно продолжила. — Просто большинство людей говорят спасибо, когда кто-то что-то для них делает…

Я уронил вилку с грохотом и посмотрел на нее, наслаждаясь неуверенностью в ее больших карих глазах.

— Белла, ты не будешь есть с мужчиной, которого, как ты думаешь, знаешь, — прорычал я. — Ты попросила меня одеться как Ромеро, так что вот кто здесь для тебя. Если ты думаешь, что не справишься с этим, то, возможно, тебе следует быть осторожнее со своими желаниями.

Ее губы приоткрылись от удивления, и я не смог не псмотреть на них, представляя, что хочу сделать с ее ртом.

— То есть ты думаешь, что можешь надеть этот костюм, и это дает тебе полную свободу действий, чтобы быть мудаком, как самый тупой супергерой в мире? — спросила она, ее спина выпрямилась из за моего поведения.

— Я всегда мудак, — заметил я. — И ты не найдешь какого-то супергероя, скрывающегося под моей одеждой, как бы ты ни искала его.

— Да, похоже, надев эту маску, ты просто превращаешься в того самого старого гангстерского придурка, которого я знала всю свою жизнь. Вы все просто клоны друг друга. Когда ты отбрасываешь всю театральность и свою красивую ложь, то возвращаешься к этому. — Она махнула мне рукой, как будто этим все сказано. — На самом деле ты прямо сейчас напоминаешь моего отца, который ведет себя как большой человек в своем большом доме со своим большим…

Я ударил кулаком по столу так, что приборы подпрыгнули, а она вздрогнула.

— Я совсем не похож на твоего отца, — предостерегающе прорычал я. — Помимо всего прочего, я бы никогда не назначил тебе цену. Никогда не позволю никому сделать ставку и уж точно никогда не продам тебя.

Слоан моргнула, когда ее щеки покраснели, и я увидел, что мои слова задели ее. Она снова перевела взгляд на свою еду и пожала одним плечом, пытаясь уклониться от моих слов.

— Я все равно не твоя, чтобы продавать, — пробормотала она.

Мои губы дернулись, и я сильнее сжал вилку.

— Я знаю.

Между нами воцарилась тишина, но, несмотря на нашу вспышку, на самом деле она казалась освобождающей, как будто что-то было изгнано из пустого пространства, разделявшего нас.

Я снова сосредоточился на еде, не говоря больше ни слова, пронзая каждый кусок равиоли так, будто они лично оскорбили меня, и жевал их, как дикарь. На вкус это было чертовски божественно, но ей не нужно было это слышать.