Вот и ладненько, вот и спокойно стало. Осталось умыться да косу расчесать-заплести на ночь, чтобы утром не встать ровно как кот мой, когда двор своих от чужаков отстаивает – шерсть во все стороны дыбом. Ток у меня волос подлиннее будет.

В окно уж луна светила во всю свою силу, пока я с делами управилась да в ночную рубашку переоделась. Дескать, ложись-ка ты спать, ведьма. А то ведь завтра кого и спозаранку принесёт, чуется мне. А не принесёт, так мало ли дел у женщины – обычных, земных, никто не отменял.

Хотя-то уже другой сказ.

А вы, всё же, не ходите, куда не просят и руки куда попало не совайте. Целее будете.

– Не ходи по весне на реку, – говорила Егору бабушка.

– А то в воду упаду?, – спрашивал маленький Егор.

– Нет, – отвечала бабушка. – Русалки заберут. Они по весне на землю выходят, хороводы водят да женихов себе присматривают.

– А зачем им женихи?, – любопытные детские глазки ждали сказку.

И бабушка, укутывая внука тёплым одеялом, оправдывала ожидания. Потрескивали догорающие угли в печке, бродили по стенам пятна света от настольной лампы, лилась неспешно сказка.

– Русалки, они же на дне реки живут. Зябко им там, к живому теплу тянет. Всё думают, бедные, как согреться. Да то невдомёк, что не будет живой человек в воде жить. Вот и тянут парней в реку, а потом над ними плачут. Топнут-те, как кутята.

– Ба, а зачем парни к русалкам идут?, – маленький Егор смотрит на пляшущие от лампы тени и мерещится ему берег реки, девушка красивая, длинноволосая, с глазами печальными. Сидит она на берегу реки, волосы чешет деревянным гребнем, песни поёт протяжные, суженного ждёт.

Долго ждать может. Что ей, неживой.

Спит Егор и снятся ему воды речные, глубокие да девы с чёрными волосами и белыми лицами.

Давно уже не стало бабушки. Лет семь как отнесли на деревенское кладбище. В доме никто не жил, наезжали летом родители да Егор – печку протопить, огород обкосить. Порой с компанией – шашлыки жарили, баню топили. Поддерживали в порядке и дом, и баню, так, на всякий случай.

В этом году Егор приехал надолго, на месяц-два, может и дольше. Сам не знал. Жизнь его перевернулась в одночасье. Была работа хорошая, друзья, невеста любимая, почти жена. С работы уволили по какой-то пустяковой ерунде. Друзья не прошли испытание трудностями, хотя ничего Егор у них и не просил. А девушка… Нет больше девушки и не будем об этом. Про невесту Егор вспоминать не любил больше всего. Болело до сих пор.

Думалось, может в старом доме отойдёт, перестанет зажимать, начнёт дышать полной грудью. Вчера по приезду протопил печь, после зимы в доме пахло сыростью да и то сказать, ночи пока были прохладны и в доме жила стылая изморось. Наносил воды в баню да от души нахлестал себя берёзовым веником в мареве горячего пара, расходящегося от раскалённой железной печки.

Там же и разревелся. Как мальчишка, глотая слёзы и всхлипывая. Мужчины не плачут. Да кто такое сказал, или мужчины не люди. Плачут, только чтобы никто не видел, втихаря да в закутках. Стыдно от себя самого да что делать. Режет несправедливостью, непониманием.

Марина больше всего. Что не так было? Что не так сделал? Молча же ушла. Вещи собрала и только что на телефон короткую смску чиркнула – прости. На звонки не отвечала, сообщения не читала. А после и вовсе в чёрный список закинула.

Вот и мучайся теперь – что не так было? Что не замечал? Не спросить, не узнать.

После бани полегчало, отступила от души стылая морочность, живущая там последние недели. Дом тем временем согрелся, потеплело, повеяло живым, настоящим – с привкусом дымка берёзовых дров, чая на травах, за которыми Егор не поленился слазить на чердак.

Постелил себе в маленькой спальне. Там, где маленький Егор слушал бабушкины сказки. Улёгся в гамак пружинной кровати, порассматривал тени от лампы на стенах – работала ещё старушка. На миг показалось: зайдёт сейчас бабушка и начнёт рассказывать сказку. Про русалок.

«Надо завтра на реку сходить», – решил Егор, уже засыпая.

Река вздулась, раздалась во все стороны, как тесто, вовремя не обмятое и теперь вылезающее из квашни. Неслись по тёмной, мутной воде обломки веток и кое-где деревьев, пару раз протащило следы человеческой деятельности – бутылки да цветной пакет. У воды никого, только вездесущие трясогузки скачут по скользким камням да поглядывают на человека.

Егор прошёлся по берегу. Было зябко, куртка, хоть и тёплая, ветром всё же продувалась. А может бежал холодок по спине от осознания стихии. Река в деревне была с норовом, уж сколько раз сносила местный мост тому и счёт потеряли. Бывало и из берегов выходила да непрошенной гостьей вползала в ближайшие к ней дворы. И отступая, утаскивала, что могла. У кого будку собачью, а у кого и весь забор. А летом так, речушка, курица вброд перейдёт.