Шрифт:
Слезы потекли еще сильней, так же внезапно, как грибной дождь превращается в ливень.
– Я тебе вырастила!
Глухой удар в дверь.
– Я тебя поставила на ноги.
Ещё один удар.
– Я не спала ночами из-за тебя. Выходи!
Удар и еще удар.
– Принеси! Матери! Лекарство!
Я зажал уши. Удары в дверь вместе с криками старухи стали где-то далеко. Я смотрел в зеркало и не мог поверить, что все это происходит со мной.
"Нет, это все проживает кто-то другой, не я, у меня все хорошо! Я живу в Таиланде на острове Пхи-Пхи, у меня симпатичная подруга и классный мотоцикл. Я хорошо выгляжу, у меня стройное тело и брутальный голос. В зеркале не могу быть я. Это невозможно. Этих криков безумной старухи не существует. Ха-ха. Я на острове, а не здесь. Это все сон. Это сон. Ха-ха”, – думал я.
– Это все не со мной, этого не существует, – закричал я и стал бить себя в лоб. – Это все происходит не со мной. – Стуки в дверь прекратились.
– Антоша?
– Антон? С тобой все хорошо? – тихо спросила Катя. – Ты в порядке?
Я открыл глаза. На меня смотрела блондинка с карими глазами. У нее была нежная кожа и приятные пухлые губы.
– Все хорошо? Ты так на меня смотришь, будто мы не знакомы.
– Катя?
– Конечно Катя, ты чего? – она полезла обниматься.
– А где старуха?
– Какая старуха? – спросила Катюша.
– Моя мать.
– Тебе кошмар, что ли, приснился?
Я попытался рассмотреть свою комнату. Неторопливо крутился деревянный вентилятор под белым потолком, плетеное кресло-качалка стояло рядом с большой кроватью. Мои ноги прятались под шелковым покрывалом. За панорамным окном высились горы. Пахло лавандой и чем-то цитрусовым, возможно, свежевыжатыми апельсинами.
– Это наш дом?
– Ты точно в порядке? – Катя вырвалась из моих объятий и закрыла собой потрясающий вид. Она выглядела куда лучше пейзажа за окном.
– Тебе нездоровится? Может, вызвать скорую? – голос Кати почему-то изменился и стал грубей. – Антоша?
– Антон?
Я открыл глаза. Надо мной нависала старуха. Ее морщинистая кожа и желтые зубы заставили меня отдернуться.
– Где я?
– Антоша, все хорошо.Все хорошо, дорогой.
Старуха прижала меня к груди. Я попытался прийти в чувство. Изувеченная дверь висела на одной петле, рядом валялась сломанная табуретка без одной ножки. Мать держала меня в объятиях. Ее халат вонял блевотиной.
– Извини меня, – плакала Карга. – Ты такой молодец, так хорошо поработал, потрудился на славу, сынок. Прости мать. Ты все делаешь для матери, стараешься, а я вон что учудила.
Мой синий спортивный костюм "Адидас” был в чем-то мерзком и вонючем, кажется, на правый рукав мастерки прилипли остатки вчерашних котлет.
– Ты молодец. Мой герой, – бубнила мать.
Я захотел вырваться из ее объятий и встать. Старуха, почувствовав, что я зашевелился, ослабила хватку и отодвинулась ближе к туалету. Мне стало легче дышать.
– Ну, все хорошо, да? Ты в порядке?
Я кивнул и, приподнявшись, указал матери на висящую дверь.
– Я думала все, помер ты, сынок, – она захныкала, а потом снова полезла обниматься.
11.
Сегодня мать не смотрела телевизор на всю громкость и почему-то не сплетничала с подругами на ночь глядя. Старуха лежала у себя на диване тише мыши. В этой непривычной обстановке я хорошо различал тяжелый стук своего сердца. Кто-то внутри под грудью бил резиновой кувалдой. Сон задерживался. Он где-то шлялся и совсем не торопился меня навещать.
Я ворочался по всей кровати, то и дело перекатываясь из угла в угол. Заворачиваться в одеяла как гусеница или накрывать голову подушкой не имело смысла. Меня захватили дурные мысли и не давали возможности подумать о чем-то хорошем, не позволяли настроиться на сон. Я пробовал представить Катю, мотоцикл и райский остров с высокими пальмами, но ничего не выходило.
3асыпай на руках у меня, засыпай,
Засыпай под пенье дождя,
Далеко, там где неба кончается край,
Ты найдёшь потерянный рай.
Так пел я себе под нос.
Память подкидывала образы: то я обблеваным лежал в засраном туалете, то обосанным на детской кроватке. Надо мной склонилась Старая Карга. Ее объятия душили, и я не был способен нормально пошевелиться. Я не имел никакой возможности вырваться из ее цепких лап.
"При чем тут одиннадцать?” – подумал я.
– Ты хочешь узнать, почему на торте из червей были свечи в форме цифры одиннадцать? – поинтересовалась Катя.