– Он никогда не казался мне уравновешенным человеком.

– Понимаю. Однако его параноидальный синдром так же похож на болезнь Рамбо, как ветряная оспа на свинку. Дело в том, что, имея один психоз, можно не бояться никакого другого. Но я проверю.

– Правда? Это было бы хорошо.

– Но только не сегодня. На мне еще висит сломанная нога и несколько детских простуд, которые нужно проверить: снова появились случаи полиомиелита. Но думаю, что в конце недели мне удастся освободиться.

– Док, почему ты не бросишь работу терапевта? Это, должно быть, каторга.

– Я тоже так думал, когда был помоложе. Но лет сорок назад я перестал лечить болезни и начал лечить людей. С тех пор получаю удовольствие.

Уолдо с головой ушел в чтение, глотая трактаты по магии и смежным дисциплинам так быстро, как только возможно. Раньше у него не возникало интереса к такого рода предметам. Теперь же мысль о том, что в этих книгах, возможно, находится нечто полезное – почти наверняка находится, – разбудила в нем острейший интерес.

Ему часто встречались ссылки на Иной Мир, Иногда он так и назывался – «Иной Мир», иногда – «Малый Мир». Усматривая в этом термине конкретное указание на реальный дополнительный континуум, Уолдо понял, что большинство практиков, проникавших в запретные области знания, придерживались той же точки зрения. Они давали прямые указания о том, как использовать этот другой мир. Иногда причудливые указания, иногда – вполне реальные.

На поверку выходило, что по крайней мере 90 процентов всей магии было чистейшей воды мистификацией. Мистификацией порой грешили даже практики.

Они не обладали научным методом; они пользовались однозначной логикой так же недурно, как устаревший детерминизм Спенсера пользовался двузначной; они не имели ни малейшего представления о современной расширенной многозначной логике.

Тем не менее законы близости, симпатии и подобия давали хоть и искривленную, но вполне верную картину, если рассматривать их с точки зрения существования иного, непривычного, но доступного мира. Человек, имевший доступ в иное пространство, легко может поверить в логику, в которой один и тот же предмет одновременно существует, не существует и существует в качестве чего-то другого.

Несмотря на многие нелепицы, содержавшиеся в трактатах по магии, которые писались в те времена, когда это искусство являлось достоянием многих, ее достижения производили сильное впечатление. Достаточно перечислить открытие кураре, дигиталиса и хинина, телепатию и гипноз, гидравлическую механику древних жрецов. Химия обязана своим рождением алхимии.

Большинство современных наук в той или иной степени уходят корнями в эзотерические дисциплины. Современная наука отбросила все, что ей показалось ненужным, пропустила магию через пресс двузначной логики и представила знание в форме, пригодной для общего пользования.

К несчастью, та часть магического искусства, которая не поддавалась описанию в четких понятиях методологии девятнадцатого века, была отсечена и оставлена в стороне от процесса развития знания. Она приобрела дурную репутацию и попала в разряд сказок и суеверий.

Уолдо узрел в эзотерических искусствах зачатки наук, оставленных до того, как их рациональное зерно успело обнаружить себя.

Тем не менее проявления некоторых видов неопределенности, которые явились неотъемлемой частью магии и были связаны, как он ясно теперь видел, с существованием гипотетического дополнительного континуума, довольно часто происходили и в современном мире. Непредубежденный наблюдатель мог легко убедиться в очевидности этого факта: полтергейст, камни, падающие с неба, необъяснимые перемещения в пространстве; «заколдованные» люди, или, как теперь открывалось, люди, которые, по неизвестной причине, вместили в себя неопределенность; дома с привидениями, странные огни, подобные тем, какие в древности приписывались саламандрам. Можно назвать сотни таких случаев, зарегистрированных и подтвержденных множеством свидетельств, которые, однако, отвергались ортодоксальной наукой как невероятные. Они и вправду были невероятными, с точки зрения общепринятых законов, но, рассмотренные в свете параллельного дополнительного пространства, приобретали некоторую степень достоверности.

Уолдо заставлял себя рассматривать существование Иного Мира лишь как рабочую гипотезу. Однако эта гипотеза имела право на существование даже в том случае, если окажется, что она не способна объяснить всех происшествий последнего времени.

Вполне возможно, что у Иного Пространства свои, отличные от земных, законы. Ничто не доказывало обратного. Однако он решил сделать предположение о подобии двух сопряженных пространств.

Могло даже случиться, что Иной Мир окажется населен. Мысль об этом взволновала его. В этом случае с помощью магии могли произойти любые невероятные вещи. Любые!

Настало время перестать фантазировать и вернуться к скромному, прозаическому исследованию. Первым делом он с большим сожалением оставил попытки повторить рецепты средневековых магов. По всей видимости, они никогда не записывали всей процедуры полностью. Оставались неясными некоторые существенные детали, которые, как гласила история и подтвердил его собственный опыт, передавались от мастера к ученику устно. Неудавшаяся попытка расспросить Шнайдера также указывала на это. Существовали определенные вещи, внутренние состояния, которым можно было научить только напрямую.

Как ни печально, а приходилось ограничиваться только доступными без посторонней помощи вещами.

– Ба, дядя Гас! Рад тебя видеть.

– Вот, решил взглянуть на тебя. Ты же не звонишь по целым неделям.

– Извини, дядя Гас, было много работы.

– А не слишком много? Тебе нельзя переутомляться. Покажи-ка язык.

– Да со мной все в порядке.

Тем не менее Уолдо высунул язык, Граймс взглянул на него и затем проверил пульс.

– Кажется, с тобой действительно все в порядке. Что-нибудь изучаешь?