Шрифт:
Но жрецы все еще хранили древние знания.
То были уже не прежние жрецы - спокойные и гордые своей высокой миссией. Они были напуганы, затравлены, они, видели как пошатнулась их власть. Такие жрецы были у обеих враждующих сторон, и по сравнению с развязанными ими войнами прежние беды казались детскими игрушками.
Катаклизмы нарушили изостатическое равновесие земной коры.
Мю содрогнулась и опустилась на две тысячи футов. Приливные волны дошли до ее середины, откатились назад, дважды обошли земной шар, залили Китайские равнины и плескались у подножий Верхних Гималаев.
Атлантида задрожала, загудела и раскололась; через три дня вода накрыла ее. Лишь немногие жители спаслись, улетев оттуда и приземлившись на почве, еще влажной от морской воды, либо на высоких горных пиках, недоступных приливным волнам. Там им пришлось вести тяжелую борьбу за существование, ибо почва была скудной, а к физическому труду они не привыкли; и все же некоторым удалось выжить.
От Мю не осталось и следа. Что до Атлантиды, то лишь ряд островков, несколько дней назад бывших горными вершинами, указывали на ее местоположение. Волны перекатывались через двуглавую Башню Солнца, а в садах вице-короля плавала рыба.
Хаксли переполняла невыносимая горечь. Он, казалось, слышал, как кто-то говорит внутри него:
– Увы мне, увы! Будь проклят Локи! Будь проклята Венера! Будь проклят Вулкан! Трижды проклят я сам, Ораб, Первосвященник Благословенных Островов и их отступник. Горе мне! И проклиная, я тоскую по Мю, великой и грешной. Двадцать один год назад, ища себе смерти, на этой горной вершине я наткнулся на архив наших могущественных предков. Двадцать один год я трудился, чтобы дополнить архив, выискивая в потаенных глубинах моего рассудка давно затерянное знание, скитался по равнинам в поисках знания, мне неведомого. И вот теперь, на восемьсот девяносто втором году мой жизни в и году триста пятом после разрушения Мю я, Ораб, возвращаюсь к моим праотцам.
Хаксли был очень рад, когда наконец проснулся.
Глава 7
"ОТЦЫ ЕЛИ КИСЛЫЙ ВИНОГРАД, А У ДЕТЕЙ НА ЗУБАХ - ОСКОМИНА"
Бен уже был в гостиной, когда Фил пришел завтракать. Вслед за ним появилась Джоан. Под глазами у нее были круги, и выглядела она несчастной. Бен угрюмо спросил;
– Что с тобой, Джоан? У тебя такой вид, будто вот-вот наступит Судный день.
– Пожалуйста, Бен, - ответила она устало, - не критикуй меня. Мне всю ночь скверные сны снились.
– Вот как? Извини. Скверные, говоришь? Знала бы ты, какие кошмарики мучили меня! Фил просмотрел на них обоих:
– Послушайте, так значит, вы тоже видели странные сны?
– У тебя что, уши заложило?
– Бен явно был не в духе.
– Что вам снилось? Они промолчали.
– Погодите-ка. Мне самому снились необычные сны.
– Хаксли вытащил из кармана блокнот и вырвал три листочка.
– Я хочу кое-что выяснить. Пожалуйста, запишите свои сны и пока ничего не рассказывайте... Вот тебе карандаш, Джоан.
Они немного поартачились, потом согласились.
– Прочти-ка вслух, Джоан.
Она взяла листок Коуберна и прочла: "Мне снилось, что твоя теория о вырождении человечества оказалась абсолютно правильной". Положив листок, Джоан взяла записку Хаксли: "Снилось, что я присутствовал при падении богов и видел, как рухнули Мю и Атлантида".
В гробовой тишине она взяла последнюю запись, свою собственную: "Мне снилось, что люди уничтожили сами себя, когда восстали против Одина".
Коуберн заговорил первым:
– Все эти записи подходят и к моим снам. Джоан кивнула. Хаксли молча встал, вышел и немедленно вернулся со своим дневником. Открыв его, он протянул дневник Джоан.
– Малышка, прочти, пожалуйста, вслух, начиная с записи "Шестнадцатое июня".
Девушка медленно читала, не поднимая глаз от дневника. Фил подождал, пока она закончит и закроет тетрадь, потом спросил:
– Ну, что скажете?
Бен затушил окурок: сигарета догорела до самого фильтра и обожгла ему пальцы.
– Удивительно точное описание моего сна, только ты называешь старшего Юпитером, а я окрестил его Ахурамаздой.
– А я воспринимала Локи как Люцифера.
– Оба вы правы, - согласился Хаксли.
– Я не помню, чтобы кто-то называл их по имени. Мне просто казалось, что я знаю, как их зовут.
– И мне тоже.
– Послушайте, - вдруг сказал Бен.
– А ведь мы говорим так, будто эти сны настоящие. Будто мы все смотрели один и тот же фильм.
Фил повернулся к нему.
– Ну а ты-то что думаешь?
– Да наверное то же, что и вы. Я сбит с толку. Если, не возражаете, можно, я позавтракаю или хоть кофе выпью?
Когда Бирс вошел, они еще не успели обсудить свои сны; с общего молчаливого согласия за завтраком этой темы не касались.
– Доброе утро, мадам. Доброе утро, джентльмены.