Вызвался матершинник.

Пугачев напутствовал:

– Выследи – сколько их, где сундук, наше оружие, как удобнее напасть или лучше украсть? Возвращаться будешь, жратвы прихвати.

Казак снял сапоги, кафтан. В нательной рубашке и штанах шагнул, а потом нырнул в холодную воду – вынырнул и поплыл.

Я уже нацелился за ним, как вдруг услышал…

Голодные и уставшие казаки прилегли, ожидая возвращения разведчика. И вдруг певун говорит:

– Удивительный сон я видел в пещере. Будто в детстве с горки на санках лечу и замирает душа. Будто я и не я. Будто смотрю на себя со стороны. А потом в облака поднялся совершенно без крыльев и смотрел сверху вниз будто с кручи. Страшно и сладко…

Он умолк – почудилось, всхлипнул.

Пугачев оживился.

– И я видел сон. Будто били мы прусаков, а я пал с коня раненый. Никому дела нет. Но подходит вдруг дева неземной красоты и накрывает меня плащом. Говорит: «Ступай за мной. Я отведу тебя в Валхалу. Один на пиру тебя ждет». Я поднялся и пошел. Битва куда-то пропала. Чертоги. А перед входом в зал она подает мне старинный меч и говорит: «С ним надо к Одину входить»…

Самозваный царь замолчал.

Казак спросил:

– Это страна или город – Валхала?

Емельян Иванович тяжко вздохнул:

– Валхалу не знаю. Про Одина слышал. И меч старинный. Этот сон от предков моих, варягов Рюриков.

Теперь он надолго замолчал.

Певун другого казака спросил:

– А ты, Остап, что видел во сне или проспал без задних ног?

– Ничего не видел, ничего не слышал…

– Неправда. Ты что-то скрываешь.

– А если мне стыдно рассказывать?

– Что же ты такого увидел, что устыдился? За тобой не водилось прежде…

– За сестрой и мамкой подглядывал, когда они в бане мылись.

– В детстве?

– Ну, не теперь же!

– Смотри-ка! Нам с тобой детство приснилось, а царю-батюшке Валхала какая-то.

– Царской особе царские сны. А Валхала сия – это наш тот свет. Только вот не понятно – ад или рай.

Певун снова стал мечтательным и благодушным. Лежал на спине, подложив руки под голову, и в небо смотрел, на котором уже появились звезды…

Шорох какой-то в лесу раздался.

– Что это? – шепотом спросил Остап.

Певун, на локте приподнявшись, настороженно прислушался, лёг и вяло махнул рукой.

– Почудилось.

Пугачев отозвался:

– Зверь какой-то. Я тоже слышал.

Певун, будто между прочим, поинтересовался:

– Слушай, царь-батюшка, а почему ты после изгнания к казакам на Урал подался, а не за границу, к королям-императорам? Или секрет – нельзя рассказывать?

– Почувствовал свой рок и повиновался ему, – недовольно проговорил Емельян Иванович.

– Так просто?

– Каждый должен пройти свой путь. – Пугачев явно не хотел разговаривать на эту тему.

– Ты прошел?

– Нет. Ещё надеюсь на удачу.

– У тебя нас трое осталось. А если мы уйдем, с кем будешь?

– Ну, и уходите к чертовой матери! – крикнул атаман в сердцах и повернулся спиной к казакам.

– Ты, наверное, к кержакам-раскольникам надумал податься? – спросил Остап.

Самозванец молчал. Ему вдруг обидно стало по-детски – болезненное ощущение собственной ненужности, сиротской неприкаянности настолько, видимо, обострилось, что навернулись горькие слезы. Он боялся сморгнуть, лежал и таращил глаза в темноту, подавляя совсем уже ребячье желание встать и уйти. Куда? А хоть к тем же кержакам. Поликарп звал…

– Тебе не повезло, царь-государь, – подливал масла в огонь Остап. – Не надо было такую стерву в жены брать.

– Ты меня будешь учить! – Пугачев удержал слезы, не сдержав ярости.

Казак казался невозмутимым.

– У меня хорошая жена. Ждет меня…

– Мне плевать, кто тебя дома ждет!

– Не обижайся. У каждого своя судьба. Ну что молчишь? Ты ещё здесь? Я бы на твоем месте подался к кержакам. Они не выдадут тебя Катьке…

Это было последней каплей для разбитого самозванца. Он вдруг словно проснулся, поднялся и решительно зашагал спиной к реке. Впопыхах запнулся о лежащего певуна и всердцах пнул его ноги.

– Ты, батюшка, до ветра пошел? – как ни в чем не бывало, спросил тот.

– Я не обязан тебе докладывать, – огрызнулся Пугачев.

Остап вмешался:

– Конечно же не обязан. Но если срать, иди подальше, чтоб не воняло царским гавном.

– Без советчиков обойдусь.

Казак будто не слышал ничего:

– Вроде бы царь, а по нужде ходит, как простой казак. И Катька твоя на горшок садится, как моя баба. Так чем же вы лучше, цари-императоры, простого народа? Горшки из золота? Задницу парчой подтираете? …