– Ну как? – нетерпеливо спросил я, едва только Илья нарисовался на пороге нашего кабинета.

– Это ты о чём?

– О твоем соседе.

– Ах, о соседе! – протянул Дёмин. – С ним всё нормально.

А сам обвел нас вопросительным цепким взглядом. Убедившись, что никакого подвоха нет и мы действительно ничего не знаем, Илья расправил плечи и несколько снисходительно произнёс:

– А чего это у вас тихо, как на кладбище?

– Есть повод для веселья? – осведомилась Светлана.

– Вы, как я вижу, ещё не знакомы со списками «Телетриумфа».

Вот теперь я понял, в чем дело. И у меня ёкнуло сердце. Значит, есть! Попали в списки!

– Мы там есть, – подтвердил мою догадку Илья.

– В какой номинации? – встрепенулась Светлана.

Дёмин снисходительно посмотрел на неё, как смотрит учитель на не слишком скорого на догадку ученика, и наставительно произнёс:

– Самая большая ошибка, которую только может допустить человек, моя милая – это недооценка собственного труда и таланта. И поэтому когда ты говоришь «в какой номинации» …

Так вот в чем дело! Мы попали в две номинации сразу! Или вообще – сразу в три!

Ещё боясь поверить в столь радостное событие, я не выдержал:

– Не томи, Илья! Сколько номинаций взяли?

– Семь, – сказал Дёмин.

Я захлебнулся воздухом.

– Семь, – совершенно будничным голосом повторил Илья. – Только в одной номинации мы не присутствуем – «За многолетнее служение телемузе». Годков нашей программе не хватает. Но это, я думаю, дело вполне поправимое. И лет через двадцать мы сможем и по этой номинации пройти.

11

– Когда я служил на флоте, – сказал Гончаров, – мы с моим дружком …

– Погодите-ка, – остановил я его. – На каком таком флоте? Вы же служили в автобатальоне.

В автобатальоне он был младшим сержантом, это я точно помнил, мне об этом рассказывала его супруга Нина Тихоновна.

– Служил, да, – засмеялся Гончаров.

Я уже привык к тому, что он любит что-либо придумывать. Выдумки его были совершенно безобидными, как правило – о нём самом. Таких людей обычно называют вралями, у них никогда не поймёшь, где они говорят правду, а где присутствует вымысел.

– Так вот, когда я служил в автобатальоне, – как ни в чём не бывало перестроился Гончаров, – мы с моим дружком пошли в самоволку, а дело было ранним утром …

И опять было непонятно, правду он рассказывает или анекдот.

Лично мне Гончаров нравился. Он вполне освоился в нашей компании, и порой даже казалось, что он работает с нами не несколько дней, а годы. С ним было легко и нехлопотно. Если попросишь о чём-то, будет сделано безусловно в срок и так хорошо, как ты сам даже не предполагал. Он напоминал Дёмина – точно так же умел всё и точно так же каждодневно демонстрировал свою нужность, только в отличие от Ильи Гончаров всё делал намного веселее и беззаботнее, как будто нелёгкие для прочих людей задачи лично им решались между делом, шутя. Была в нём какая-то легкость, та приятная непосредственность, за которой сплошное удовольствие наблюдать со стороны. Он нравился всем, и даже Дёмин, поначалу встретивший его в штыки, через пару дней заметно смягчился.

Гончаров умел быть полезным всем. Он помогал Светлане переносить и настраивать аппаратуру, ездил с Дёминым за милицейской формой, необходимой для следующих съёмок, по моей просьбе встретился с родственником героя нашей будущей передачи. Он, кажется, совсем не уставал и между делами ещё успевал посвящать меня в свои задумки. Гончаров всерьёз приготовился участвовать в съёмках и уже знал, что и как будет происходить на съёмочной площадке.

– Пригласим на съёмку Стёпку, – втолковывал мне Гончаров. – Это мой дружок юности. Мы с ним жили на одной лестничной площадке. Представляете? Мы лет двадцать не виделись. И вот встреча. А я, оказывается, уже вовсе не я, а очень важный человек, но только жутко засекреченный. И вот Степан, узнавши эту страшную тайну …

– Тайну ещё надо придумать, – напомнил я.

– Это без проблем! – беззаботно отмахнулся Гончаров.

В том, что дело обстоит именно так, я нисколько не сомневался. После гончаровской импровизации в буфете я был уверен, что лапшу на уши он повесит этому пока неведомому мне Степану в два счёта.

– Степан – он жутко головастый, – уважительно сказал Гончаров. – В институте такие рефераты писал, что профессора с ним за руку здоровались. А сейчас и сам уже, наверное, профессор. Вот он встретится со мной, а я, к примеру, буду офицер из контрразведки. И я его попрошу какую-нибудь формулу вывести.

– Какую? – не понял я.

– Особенную какую-нибудь, – с прежней беззаботностью парировал Гончаров.

Его невозможно было чем-либо смутить или сбить с толку. Он не боролся с возникающими трудностями, а отметал их с порога, и не в этом ли была причина кажущейся лёгкости его существования?

– Со Степаном вашим потом разберёмся, – сказал я. – Позже. Сначала Дёминский сосед.

– А после соседа – я со Степаном?

– Не сразу, – сказал я. – Будет ещё «Телетриумф».

– Это что такое?