Шрифт:
— На черный день, — добавил другой.
Этого было достаточно, чтобы Вика посмотрела внимательно на говоривших, выкопала колбасу и для надежности съела.
Этим бы дело и кончилось, но на второй, третий, четвертый дни Вика изрыла угол площадки, причем подбегала время от времени к делающим зарядку и облаивала обижено и сварливо их: мол, кто вырыл и съел мою колбасу?
— Да ты съела сама, — убеждали ее смеясь, но Вика не верила и продолжала яростно копать.
Мало ли что она вообще когда ела? Забыла — и все…
Пришлось тогда Санджару, чтобы она не «тронулась», взять в столовой кусок колбасы, отозвать Вику и попросить ребят, чтобы незаметно закопали. Потом вместе с Викой прийти, «откопать» колбасу и создать для Вики новую проблему: куда перепрятать?
Все бы ничего, да Санджар имел неосторожность сказать эту фразу, когда Вика закопала свое богатство:
— А я вижу!
И Вика выкопала уже довольно грязное сокровище и понесла в более надежное место…
Санджар пошел на речку, а за Викой отправились дети преподавателей, отдыхающие в лагере.
— А я вижу! — наперебой кричали дети, и Вика тут же меняла место «склада»…
Прошел завтрак, закончилась уборка территории, когда Санджар вдруг услышал: «А я вижу!» — и хохот. Пришлось отогнать мальчишек и заверить измазанную в глине несчастную Вику, что никто ничего не видит!!! Никто!
Кажется, это помогло, потому что Вика успокоилась. Уже тогда она должна была ощениться и дохаживала последние дни, но кирпич, особенно во время утренней гимнастики и всяких праздничных концертов держала в пасти, сидя важно на танцплощадке. И к этому все привыкли.
Вот какая была артистичная натура Вика… Может, и не совсем дура?
— Ну что? Пойдешь со мной? — спросил Санджар пса, и тот вильнул обрубком хвоста.
Пес бежал рядом, время от времени исчезая в кустах: что-то там вынюхивал — вел свой собачий поиск… Остались сзади ежевичные заросли и кучка золы над дохлой коровой, которую Санджар с ребятами вытащили здесь из речки три года назад, завалили сучьями и подожгли…
Горы, как бы сжимающие речку, расступились, и Санджар вышел в солнечную долину…
Здесь стояла пасека старого Умурзака…
Старик обрадовался Санджару: обнял и долго хлопал по плечу. Марлевая сетка была откинута за голову, — Умурзак-ака возился с ульями.
После вежливых приветствий, расспросов о здоровье, доме, семье старик недовольно глянул на спутника Санджара.
— Это плохая собака! — сказал он.
Санджар вопросительно посмотрел Умурзаку в глаза, затем перевел взгляд на пса.
— Он режет баранов… — продолжал старик. — Хозяин совсем его не кормит, вот он и бродит где попало… Это плохо. Хозяин почему-то считает, что собака должна сама добывать себе корм, он голодал, голодал и стал безобразничать… Его, рано или поздно, застрелят… Плохая собака…
— Кто-нибудь видел, как этот пес задирает барана? — спросил Санджар.
— Нет… Говорят, он делает это ночью… Загрызет барана, бросает его, как волк на спину, и уходит в горы… Там поест, остатки спрячет и возвращается как ни в чем ни бывало. Очень сильная собака! Ее имя Каплан…
— Почему же вы ее не застрелите?
— Не хочу портить отношения с хозяином. Он потребует доказательств, а у меня их нет… Пойдем чай пить, я как раз мед качаю… Пошел вон! — крикнул старик на пса.
Тот отскочил на безопасное расстояние и спокойно улегся под кусточком… Видимо, привык быть изгоем.
Санджар попивал душистый горный чай и слушал Умурзака.
— Какая сейчас охота? — сокрушался старик. — Разве это охота? Тридцать лет назад я в ста шагах отсюда взял барса… Еще ниже — медведя… А о кабанах говорить нечего… А сейчас?! Козлы и те ушли далеко в горы, а стадо сократилось в три раза…
— Почему? — спросил Санджар.
— Животноводы! — старик сплюнул. — Шайтан бы их побрал…
И в ответ на недоуменный взгляд Санджара пояснил:
— Зимой козлы опускаются вниз лизать соль. А где ее взять? Там, где стояли летом бараны. А бараны были больны чесоткой. Вот и козлы заразились… Его же не поймаешь, не помажешь чем-нибудь, это тебе не баран. Он же дикий. Вот и поумирали… А пока поголовье восстановится — несколько лет пройдет. Тем более, волков сейчас развелось много. То говорили: уничтожай волка! Уничтожали. Потом говорили: охраняй волка. Стали охранять. Теперь опять уничтожать. Жаль… Мне уже семьдесят лет…
— А вот учитель у вас останавливался… — осторожно начал Санджар. — Я бы хотел спросить…
— Знаю, сынок, знаю, неспроста вопросы задаешь… Не знаю, что он там сделал, только вот что я тебе скажу — он непонятный человек! Все разбогатеть хочет и быстрым способом… Все ищет…
— А что он искал?
— Мумие…
— Разве оно здесь есть?
Старик кивнул:
— Есть. Я даже знаю, на какой горе и в какой пещере. Это один день пути на ишаке. Здесь, на этом месте, где стоит пасека, жили до революции русские. То ли политические ссыльные, то ли староверы. У них был дом, скотина, пчелы… Когда пришел самый большой сель — все снесло, и они ушли отсюда. Глава их семьи сказал перед смертью сыну, а тот внуку, что в этих горах есть мумие и, наверное, точно, где именно, сказал… Так вот тот самый внук, майор, он служит в Чирчике, приезжал сюда искать. Днем он уходил в горы, а вечером мы пили водку, и он рассказывал, как здесь раньше было хорошо… Сколько зверя и птицы водилось… А потом он уехал…