— Непременно воспользуюсь вашим советом, — прервал его Мавлянов, опасаясь, как бы кулинарные излияния свидетеля надолго не отвлекли от существа дела, — а пока, пожалуйста, конкретно о происшествии.

— Собственно, я как раз к этому перехожу. Так вот. Решил пообедать и пошел в кафе. — Заметив нетерпеливый жест Мавлянова, он поспешно переключился. — Вижу: в ворота, а они были почему-то открыты, на большой скорости въехали зеленые «Жигули». Собственно, модель — ноль первая. Нисколько не сбавив скорости, «Жигули» поворачивают направо к велотреку. Я еще подумал: кто бы это мог быть, зачем машине ездить по велотреку? Только подумал — вижу: на повороте «Жигули» врезались в железобетонную ограду, а там, с той стороны, обрыв, и машина прямо в обрыв свалилась. Побежал я сразу к нам в медпункт за врачом, но, сами понимаете, какие могут быть надежды, когда высота не меньше двадцати метров. Вот и все, что знаю.

Показания очевидца, заключения экспертиз не оставляли у Мавлянова ни тени сомнений в том, что единственный виновник этого происшествия — водитель — сам вынес себе приговор. Но прежде чем сесть за постановление о прекращении дела, капитан Мавлянов направился в регистрационно-экзаменационное отделение госавтоинспекции.

Начальник отделения капитан Исламов был однокашником Мавлянова и, хотя встретил его приветливо, но сразу предупредил:

— Искать будешь сам, учти. У меня все задействованы.

— Ладно, ладно, — миролюбиво ответил Мавлянов. — Распорядись, пожалуйста, чтобы мне дали журналы за февраль и март.

Мавлянов был не новичком в следствии, а последние три года занимался исключительно расследованием автотранспортных происшествий. С некоторых пор у него сложилось твердое убеждение, что во многом автодорожные происшествия являются результатом низкого качества подготовки водителей, особенно — любителей. Тогда и завел он у себя специальную картотеку, где отмечал, в каком спортивно-техническом клубе учился водитель, виновный в дорожно-транспортном происшествии. Примерно за год ведения такой картотеки у Мавлянова накопились довольно интересные данные, но окончательного вывода он делать не торопился, продолжая накапливать факты. Отнимало это много времени, нередко надо было поднимать архивы. Но на этот раз работы предстояло сравнительно немного. Судя по дате на документе, Гринкевич получил водительское удостоверение три месяца назад, в марте.

Дважды просмотрел Мавлянов книги выдачи водительских удостоверений за февраль и март, на всякий случай захватил и апрель, но Гринкевич в них не значился. Ошибки быть не могло: в удостоверении Гринкевича указывалось, что оно выдано шестого марта, стало быть экзамены он сдавал либо в конце февраля либо в первых числах марта. Однако данных о выдаче Гринкевичу водительского удостоверения в госавтоинспекции не имелось.

«Что же это может означать? — размышлял Мавлянов, возвращаясь к себе. — Права Гринкевичу выданы ГАИ нашего города. Стало быть, и учиться он должен был в одном из городских спортивно-технических клубов. Иное исключено. В противном случае... — От пришедшей внезапно мысли он даже остановился. — Конечно, только так. Права липовые. Надо назначить экспертизу».

В доме Ермаковых ждали гостей — серебряная свадьба не каждый день. Первоначально Виктор Степанович и слушать не хотел о домашнем приеме. Ресторан. Вот единственное достойное даты место. Но Лидия Яковлевна последнее время все реже поднималась с постели — болезнь брала свое, и Таня уговорила отца: «Мама не выдержит, да и уютнее дома». Скрепя сердце, он согласился, но оговорил, что ударный ассортимент закусок и горячих блюд доставят из ресторана «Зерафшан».

В большой просторной гостиной накрыли столы. Будут только свои. Почти только свои. Дело в том, что, кроме Игоря и семьи двоюродного брата хозяина дома, тоже Ермакова, с женой Татьяной Васильевной и сыном Виктором, пришла сестра хозяйки Вера Яковлевна с молодой незнакомой женщиной Юлей. По тайному сговору между Верой Яковлевной и Татьяной Васильевной было решено познакомить Виктора с Юлей.

Виктор Степанович встал, весело оглядел собравшихся.

— Дорогие друзья! Четверть века назад мы с Лидочкой разожгли негаснущий костер семейного очага, на котором меня все это время поджаривают за мои убеждения. Как Джордано Бруно. Сразу я не был хорошим мужем, но я стал им. У одного актера спросили, как ему удалось создать на сцене такой убедительно-правдивый отрицательный образ? «А я вживался в эту роль у себя дома», — ответил он. Мне повезло больше, я, благодаря моей Лидочке, могу вживаться дома только в положительную роль. Давайте поднимем бокалы за мою супругу. Пусть бог даст ей здоровье и терпение к мужу и дочери, которые нередко ее огорчают.

После первых тостов за столом, как обычно в подобных случаях, между гостями завязалась оживленная беседа.

— Позвольте, но почему я должен всю жизнь ишачить? — возмутился Виктор. — Неужели не понятно, что труд, однообразный, утомительный и постылый — божья кара!

— Ну, ты даешь, Витек, — восхищенно присвистнул Игорь. — С каких это пор работа стала наказанием?

— А с самых давних. С истоков человеческих. Помните, что бог сказал Адаму, изгоняя его из рая? Нет? А жаль. Он сказал: «В поте лица добывать будешь хлеб свой». Значит труд — наказание, а не какая-то потребность человека, как пытаются вдолбить нам в головы от времен Ноя. Да и какие могут быть сомнения на этот счет, ведь до изгнания Адам шатался целыми днями без дела в райских кущах, и это был единственно верный образ жизни. Зачем всю жизнь добиваться успеха? Ведь все равно его плодами воспользоваться не успеешь. Слишком мало времени отпустила природа человеку.

— Не слушайте его, — усмехнулась Юля и взяла из вазы яблоко. — Это он так шутит, когда правду говорит.

— Знаете, а ведь в словах моего милого тезки и племянника что-то такое есть, — подключился к разговору хозяин дома. — Надо или добиваться успеха или жить.

— Ну, возьмем вас, например, Виктор Степанович, — не унимался Игорь. — Вот вы добились определенного положения в обществе наверняка своим трудом?

— Разумеется, своим, — согласился Виктор Степанович и, подлив коньяк в рюмку Игоря, горько усмехнулся. — Но ведь и ко мне успех пришел слишком поздно. Как юная дева к дряхлому старцу, который может только любоваться, но не обладать ею. Под старость все в мире иначе...