Не имеющая аналогов подборка романтичных, поэтичных, фэнтезийных произведений Лавкрафта, лишённых признаков хоррора. Книга для настоящих ценителей творчества великого писателя. Перед вами предстанет необычный, «светлый» Лавкрафт. Писатель, способный вызывать не только страх.
Приключенческая проза
От переводчика
Говард Лавкрафт – расхититель гробниц
Говарда Лавкрафта принято считать в первую очередь автором ужасов, закрывая глаза на то, что узкие жанровые рамки едва ли отражают широту его писательского таланта. Точно так же гениального британца Герберта Уэллса – чьим большим поклонником Лавкрафт, к слову, являлся – принято в наше время помнить лишь фантастом, в то время как половина, если не больше, романов Уэллса – реализм, сатира, есть в их числе и любовные мелодрамы…
Работы, представленные в данном разделе книги, несомненно, могут быть причислены к «ужасам» – в той же мере, как, скажем, «Приключения Артура Гордона Пима» Эдгара По или уэллсовский, опять же, «Остров Эпиорниса». Да, здесь есть пугающие описания – хотя так и хочется охарактеризовать их скорее как «экзотические», – и никуда, конечно же, не делись узнаваемые имена пантеона циклопических божеств вроде Ктулху и Шаб-Ниггурат. Но попробуй, читатель, взглянуть на эти произведения как на прекрасные, высококлассные образчики приключенческой литературы. Разве в чем-то здесь «дедушка Л.» уступает ее мэтрам?
«Узник фараонов» написан Лавкрафтом под впечатлением от дружбы с величайшим шоуменом и иллюзионистом своего времени Гарри Гудини – хоть в тексте это нигде прямо не указано, он и выведен в истории главным героем. «Безымянный город» и «Курган», с их романтикой подземных миров с необычными и страшными обитателями, во многом предвосхитили набор сюжетов и приемов современных видеоигр с «открытым миром», они необычайно кинематографичны и пронизаны подлинно приключенческим духом встречи с неизведанным. Из невзыскательных черновиков литературного поденщика Адольфо де Кастро Лавкрафт создал остросюжетный триллер об электрическом палаче – нечто абсолютно несвойственное своему привычному стилю – и не менее захватывающую историю об эпидемии и цене научного открытия, в которой нотки научной фантастики неимоверно органично вплетаются в «готическую» канву. Из всех представленных в данном разделе книги историй «Ночь в музее» и «Правда о покойном Артуре Джермине и его семействе» наиболее «хоррорные» – но одни только описания предпринятой антагонистом сэром Роджерсом экспедиции в вековечные льды в первом рассказе или упоминания о затерянном в джунглях городе «белых обезьян» во втором живейшим образом воскрешают в памяти другой, также несомненно авантюрный шедевр мастера – «Хребты безумия».
Впрочем, ознакомьтесь с этими достойными представителями жанра сами – и решите для себя, сколь правомерен подобный взгляд на наследие одного из самых необычных и одаренных писателей начала бурного двадцатого века.
Узник фараонов [1]
Одной большой тайне свойственно притягивать к себе множество малых. Стоило мне прославиться в качестве виртуозного иллюзиониста и эскаписта, как фигура моя обросла всевозможными слухами и легендами, привлекающими все большее людское внимание к моей деятельности и персоне. Не буду отрицать, что не все из этих историй – правда; но замечу, что немало и таких, что в действительности имели место быть.
1
Рассказ, написанный в 1924 году для Гарри Гудини, пропитан популярным в те годы «духом спиритизма» – многие иллюзионисты, и Гудини не исключение, взяли за моду представлять свое мастерство как результат общения с потусторонними силами. Лавкрафт весьма вольно обошелся с персонажем, но самому Гудини произведение понравилось – до самой своей смерти в 1926 году он общался с Лавкрафтом, запланировав к соавторству еще целый ряд так и не написанных работ, самая известная из них – просветительский труд «Рак суеверия». Критик Лин Картер в своей работе 1972 года «Лавкрафт: Взгляд в прошлое мифов Ктулху» выделил эту историю как «одну из лучших того времени, написанных Лавкрафтом».
Банальные и необычные, рискованные и скучные, связанные с наукой или же с искусством – много их было, и обо многих из них я рассказывал и буду рассказывать откровенно. Но есть одна, о которой я всегда вспоминаю с большим нежеланием, и если сейчас ее и поведаю, то только под давлением возрастающего интереса прессы, в распоряжение которой неведомыми лично мне путями попали кое-какие слухи.
История эта напрямую связана с моим визитом четырнадцатилетней давности в Египет. Утаивал я ее в силу ряда противоречий. В частности, не поддается сомнению то, что есть в ней шокирующая правда, сокрытая от многих гостей страны фараонов – тех, что с энтузиазмом толпятся близ пирамид и территорий раскопок; правда, с большим усердием утаиваемая осторожными властями Каира, – уж они-то, вне всяких сомнений, осведомлены о многом! Но и в той же мере точно то, что какую-то часть произошедшего я домыслил, и домыслы эти, воплотившиеся в самый фантастический ряд образов, произросли всего лишь из моего увлечения египтологией и раздумий на эту тему, естественно возбуждаемых окружающей обстановкой. В итоге в памяти моей живет картина потрясающая и противоестественная, и тесно переплелись в ней впечатления как от небывалых фактов, так и от фактической небывальщины; границы между этими двумя категориями размыло время.
В январе 1910 года подошел срок окончания моего договора в Англии, и я подписал контракт на турне с австралийскими театрами. Так как турне это предполагало наличие свободного времени, я решил потратить его главным образом на путешествия, к коим питал плохо скрываемую слабость. Итак, в сопровождении жены я, полагаясь на благосклонность фортуны, пересек континент и в Марселе сел на пароход «Мальва», приписанный к Порт-Саиду. Перед отплытием в Австралию я вознамерился посетить исторические вехи всего восточного Египта.
Плавание выдалось приятным, но не без курьезов – а курьезы, должен вас заверить, следуют за иллюзионистом даже на отдыхе. Спокойствия ради я решил держать свое имя в секрете – и так бы и было, не плыви вместе со мной довольно-таки бесталанный собрат по профессии, выжимавший расположение из публики безыскусными трюками. Бросив ему вызов, я без особого труда одолел его – ценой того, что был узнан. О разоблачении своего инкогнито я упоминаю не случайно, а в связи с конечным эффектом – эффектом, который мне следовало бы предвидеть, прежде чем раскрывать себя перед туристами на пароходе, которые потом разбрелись по всей долине Нила. Теперь, где бы я впоследствии ни появлялся, меня всюду узнавали. Я лишил себя и свою жену желанного спокойного отдыха. Путешествуя ради того, чтобы приобщиться к неизведанному, я сам в силу собственной гордыни стал предметом всеобщего приобщения, словно интригующий музейный экспонат.
Мы прибыли в Египет в поисках живописных мест, удивительных красот и волнующих тайн, но далеко не все наши чаяния оправдались, когда судно медленно приблизилось к Порт-Саиду и всех нас пересадили в небольшие лодки. Низкие песчаные дюны, раскачивающиеся на поверхности мелких вод буйки и отчаянно непримечательный городишко европейского образца, где и увидеть-то нечего, кроме памятника Фердинанду Мари де Лессепсу, побудили нас двинуться в дальнейший путь, чтобы повидать что-то более интересное и достойное нашего внимания. Немного поразмыслив, мы надумали сразу же отправиться в Каир и к пирамидам, потом – в Александрию на австралийский пароход. Там, к слову, попутно можно было ознакомиться и с красотами греко-римского периода, которыми был известен древний метрополь.