Шрифт:
К полудню 10 декабря туман поднялся, волнение утихло, и стало возможным следовать к Гибралтарскому проливу, но 13-го числа, когда корабли подошли к самому проливу, ветер вновь стих. Начался полный штиль. Паруса обвисли. Пришлось остановиться. Внизу, под бортом «Кильдюина» тихо плескалась вода, ни ветерка. Штиль… Штиль – это состояние, когда фрегат, словно впаянный в водную гладь, повинуясь течению, тихо перемещается вместе с ним. Ощутимого сопротивления воды за кормой нет, и руль в это время совершенно бесполезен. Фрегат тихо относило течением на северо-запад.
Во время штиля – вынужденной стоянки – в кают-компании офицеры «играли в бостон, шахматы или музицировали, иные читали или заботились приготовлением чая». Матросы, не занятые вахтой, «чтобы не бездействовать, пели в кубрике, иные ловили рыбу», наблюдая за чайками, которые то садились на воду, то поднимались, роняя с крыльев серебряные капли воды.
Командир капитан-лейтенант Развозов находился на мостике. Стояла редкая для находящегося в море корабля тишина… Развозов всегда старался использовать любую возможность потренировать своих офицеров, особенно молодежь.
– Наше счислимое место? – обратился Развозов к штурману.
– Траверз мыса Сант-Висент! – чуть погодя доложил штурман. Капитан-лейтенант Развозов приказал штурману определить место корабля по видневшемуся мысу Сант-Висент и сличить оное со счислением. Положив на карте место корабля и сравнив его со счислением, штурман нашел разницу незначительной и доложил об этом командиру.
– Отлично! – капитан-лейтенант остался доволен.
Вахтенный мичман, в обязанности которого входило следить за носовыми мачтами и вести параллельно со штурманом счисление, каждые полчаса записывать ветер, скорость хода и дрейф, услышав приказание командира, тут же запеленговал приметные места на берегу, прочертил от них противные румбы, уточняя положение фрегата. Он знал, что капитан может потребовать место корабля и у него.
Вместо этого Развозов спросил, обращаясь к вахтенному мичману:
– Господин мичман, сообщите особенности меркаторской проекции по сравнению с другими?
Находившиеся на мостике вахтенный лейтенант и старший офицер Бутаков слышали вопрос и с интересом смотрели на мичмана.
Мичман по-мальчишески наморщил лоб, подумал и ответил:
– Меркаторская карта представляет собой земной шар, разогнутый в плоскость. В меркаторской проекции градусы меридиана уменьшены в той пропорции, в какой параллельные круги отстоят от экватора.
– Неплохо, неплохо, – проговорил Развозов.
Нужно сказать, что для счисления пути и определения места на карте в те годы на флоте употребляли компас, разделенный на тридцать две равные части – румбы, каждому из которых было присвоено название для обозначения, с какой стороны дует ветер, и те же румбы показывали штурману, в какой части горизонта лежит от корабля видимое, а по карте даже за несколько тысяч миль находящееся место. В видимости берегов, заметив по компасу два или три приметных места и на карте проведя от них противные румбы, пересечение оных определяло место корабля. Дрейф корабля – уклонение от истинного пути, определялся по начерченной в корме четверти компасного круга. Сколько градусов след корабля удаляется от радиуса, проведенного по длине корабля, означало дрейф.
Каждые полчаса штурман записывал ветер, направление пути, ход и дрейф и по ним делал счисление и через каждые четыре часа определял место корабля на карте.
Поскольку при таких измерениях появлялась погрешность, штурман, в открытом море, где не было возможности определиться по береговым ориентирам, использовал секстан для наблюдения днем высоты солнца и ночью звезд, по коим с математической точностью определял широту места, и хронометр – для вычисления долготы места. Таким образом, по широте и долготе в море, когда не видно земли, определялось место корабля.
Штурман, используя секстан, компас, хронометр и отмеряя пройденное кораблем расстояние, проведя вычисления, во всякое время определял место корабля на своей штурманской карте.
…Вечерами огромное красное солнце тонуло в воде на горизонте. Моряки изнемогали от жары.
– Надо посвистеть, чтобы вызвать ветер, – шутили матросы, начиная свистеть как можно громче.
– Прекратить! – рявкнул боцман и тише добавил: – Надо поцарапать ногтями мачту, иногда помогает.
Матросы дружно рассмеялись.
Но штиль обманчив… На мостике капитан-лейтенант, вооружившись подзорной трубой, поворачивался во все стороны и осматривал горизонт. Море было тихим и спокойным. Ни рябинки на воде, ни облачка в небе.
«Ничего нет более ненадежного и непостоянного, чем погода в море», – думал Развозов. Он знал, что штиль может неожиданно смениться неведомо откуда налетевшим шквалом, который вырывает из рук матросов шкоты, срывает паруса и ломает рангоут.
Фрегат продолжал дрейфовать… Наконец, 14 декабря почувствовали на лицах дуновение ветра. Капитан-лейтенант Развозов, повеселев, дал команду поставить паруса и привести их к ветру. Матросы быстро выполнили команду. Рулевой, положив руль вправо, почувствовал сопротивление воды на его лопасти. Слабый ветер подхватил фрегат. «Кильдюин», поставив паруса, набрал ход.