Теперь сам вопрос по поводу мастера. Если ловец погибает в калейдоскопе, то он получает откат. И чем сильнее ловец, тем серьезней повреждается источник. В среднем, пару дней ловец будет малоэффективен, но не беспомощен.

Если ловца убивает во сне другой ловец, то тут идет повреждение чужим эфиром. И все становится куда серьезней. Говорят, что на высоких рангах ловец может напрочь стереть источник другого ловца, а то и убить физически. Та самая Инсомния, это, по сути, разрушение или блокировка источника.

А теперь вопрос вопросов. Если учесть, что мастер Луи помер в моем якоре, то скорей всего имеют место быть и эфирные поврждения, пусть я и не атаковал его напрямую. Но куда более важно, это влияние Скверны.

Насколько все плохо для него? Он сможет очиститься? И сколько это займет времени? Все-таки это была не совсем Скверна, а оскверненный сон. А есть разница? Я без понятия, про Архитектора нам почти ничего не рассказывали.

Надо прошерстить трактат старого Гил-Маго, может, там что-то найдется. Будем предполагать, что у меня есть хотя бы день, может еще и ночь. За это время надо выбраться из города, желательно с какими-нибудь попутчиками.

Очень уж мне понравилось кататься в телегах и ничего не делать за еду. План максимум, ничего не делать за еду и немного денег. Но для начала надо восстановиться.

Что делать, если оказался в огромном и незнакомом городе? Найти проводника, которому можно доверять. Кому можно доверять, если никого тут не знаешь? Тут все совсем просто. Нужно идти на запах.

И я побрел, медленно передвигая ногами. Как это обычно бывает, чем меньше эфира в источнике, тем хуже я ощущаю себя физически. А с повреждениями за разрушенный якорь совсем паршиво.

Помимо навалившейся слабости и головокружения, теперь меня одолевала еще и ноющая головная боль. Да и все тело ломит, видимо, это из-за того, что каналы пропускают эфир. Замкнутая экосистема нарушена. Это сродни внутреннему кровотечению.

Потому надо торопиться. Я шел в предрассветных сумерках, что было мне на руку. Большинство людей еще спят, а значит лишних запахов будет меньше. Но чем дольше я бродил, тем сложнее становились поиски.

В любом случае я отдалялся от места бойни, а значит и от восточных ворот. А чем дальше от восточных, тем ближе к западным, что мне и нужно. Потому что дорога на Краун начиналась именно от них.

Я добрел до какой-то ремесленной улицы, судя по вывескам, что уже хорошо. Где ремесленники, там и простой люд. Где простой люд, там и жилые дома. А где жилые дома…

Да, я уловил этот аромат, который ни с чем нельзя спутать. Легкая кислинка с примесью аммиака и серы витала в воздухе. Я потянул носом и свернул в нужный переулок. Не прошло и десяти минут, как запах стал невыносим, а улица под ногами превратилась в грязевое месиво.

Трущобы. Такие есть в каждом городе, а где их нет, там все еще хуже. Потому что что-то нечисто и уж лучше, когда грязь города вот так, на виду у всех. Я сосредоточился и стал внимательней. Теперь важно ничего не пропустить.

Шорохи, скрипы, шум, все имеет значение. Трущобы всегда живые, особенно в мире Эра, где все видит свои сны. Не знаю, триста лет для города это много или мало? В этот момент я пожалел, что не расспросил Хоупа подробней.

Но эманации боли, тоски и безысходности, что витали в этом месте, чувствовал даже я. Трущобы не умирают, а наоборот. Такие места живее всех живых, они существуют, расползаются, растекаются, забивая все стоки и щели своим смрадом.

Никогда не стоит недооценивать те районы города, что пропитываются отрицательными эмоциями каждый день. Живут ими, дышат ими, заполняя все вокруг. Не знаю, видит ли город свои сны, но трущобы точно видят. И могут многое показать тому, кто умеет смотреть.

Я не Хоуп, но у меня свои методы. Поэтому я с уважением ступал по чужой грязи, не привлекая лишнего внимания, обходя стороной местных дозорных исполинов, состоящих из жилистых отморозков и головорезов.

Не нарушал покоя, просто шел мимо, ища своего проводника. И нашел в одной из подворотен, куда привел меня звук разрастающейся потасовки. Трое мальчишек в старых, рваных лохмотьях. Два постарше, один крупный, второй мелкий, но юркий. Они избивали третьего, совсем щуплого.

Это когда тебе двадцать, ты можешь спокойно биться с парнем на несколько лет старше, если вы примерно одной комплекции. А когда ты ребенок, то паренек старше тебя на год-два уже кажется чем-то необоримым. А тут еще и двое на одного.

— Эй, мелюзга, — произнес я тихо. — Чего шумим?

Двое задир замерли и резко обернулись на меня. Чумазые, глаза злобные, но напуганные. Смотрят на меня исподлобья и пятятся. Трогать их нельзя, дети трущоб далеко не так беззащитны, как может показаться на первый взгляд. Особенно, если ты пришлый.

— Пошли вон отсюда, — я сделал шаг, полы плаща чуть сдвинулись, чтобы в тусклой предрассветной мгле блеснул эфес меча.

Двое испарились мгновенно, лишь зыркнув напоследок. Ладно, с мечом я погорячился, надо было браслетом ловца светить. Меч — оружие благородных и стоит не дешево. А хороший меч, пригодный в бою, а не только пугать, еще дороже.