Вероятно, таким же представлялся ей я, поскольку не был мачоидальным казановой.

Но мы еще не надоели друг другу и активно встречались.

– Послушай, – сказал я. – Можно, я останусь на ночь?

– Можно, – ответила Ильсияр и села на кровати. – Родители уехали деревню, приедут завтра вечером. Только…

– Что «только»? У тебя были другие планы?

– Сигареты кончились. Может, прогуляемся?

– Да нет…

Я вздохнул.

–…Что-то я устал. Лучше полежу, потом приму душ.

– Тогда я сама сбегаю, окей?

– Окей, – ответил я.

Пройдя к стулу, куда были покиданы вещи, Ильсияр принялась одеваться.

Я смотрел, как она натягивает узкие кружевные трусики, просовывает ноги в джинсы, расправляет на себе футболку, под которую не надела бюстгальтер.

– Я быстро!

– Хорошо, – сказал я.

Скрипнула дверь, щелкнул замок, на площадке угас цокот каблуков.

Я представил, как в такт шагам подпрыгивают небольшие круглые грудки.

Молодость давала преимущества; ими стоило пользоваться, пока она не прошла.

Ванная комната была тесной, сама ванна покачивалась на неотрегулированных ножках.

Я оставил дверь открытой, взял с полочки гель, налил пригоршню, пустил воду.

Перед глазами встала мать – ее неизящное тело, складки и выпуклости, и скользкая тяжесть груди, которую я успел ощутить в самый последний момент.

Это было бредом, неожиданным и ненужным наваждением.

В моем возрасте не пристало обнаружить у себя древнегреческий комплекс, выворачивающий наизнанку нормальное течение жизни.

За спиной в недалекой передней проскрежетал замок.

Дворовый магазин располагался в соседнем подъезде, вернулась Ильсияр с сигаретами.

2

Мать сидела на мне верхом.

Ее бедра с некрасивыми толстыми коленями были тяжелее самой тяжелой тяжести.

Живот – круглый, как глобус, с лунным кратером пупка – нависал над кустистым мысом; мать не заботилась об интимной зоне.

Двумя руками я держал массивную грудь.

Сосок имел вкус молока.

Когда-то он был известен, но то уже забылось.

3

– …Так да, или мне кажется?

Я вздрогнул.

Голос Ильсияр выдернул из сна, который я видел, не закрывая глаз.

Ее бедра были тонкими, точка схождения, по-мусульмански выбритая, напоминала полураскрытую устрицу,.

– Что… кажется? – переспросил я, не уловив тему разговора.

– Ты накачал член силиконом?

– С чего ты взяла?

– Он у тебя толстый, никогда таких не знала.

– Я не какая-нибудь Пугачева, чтобы накачивать себя всякой дрянью, – возразил я. – А член у меня такой с самого рождения.

– Понятно.

– Лучше иди поближе!

Эти соски – темные, почти черные – во время секса становились грубыми, как сигарные окурки, и не имели никакого вкуса.

– Подожди!

Она выпрямилась, обдала недавно выкуренным табаком.

– Не торопись. Я кончу вперед. Держи меня попу.

– Не тороплюсь и держу, – уверил я.

– Нет, стой.

– Стою.

– Презерватив не соскочил?

– Вроде нет, – ответил я. – Если сомневаешься – слезь и проверь.

Ильсияр знала, что ненужной беременности со мной можно не бояться, но не пускала в себя просто так.

Она берегла микрофлору для грядущего приличного замужества.

4

Дышала ночь.

Но не «восторгом сладострастья», а умиротворенным, почти детским дыханием девушки, которая спала, кинув длинные руки-ноги в бездну за край кровати.

Уже настало воскресенье.

Вечером возвращались родители – деревенские коряги, которых я не желал знать.

Но даже вернись они в понедельник, я не мог остаться тут еще на одну ночь.

Окончив жалкую «Академию социальных технологий», где диплом покупали – причем за небольшие деньги – я сумел устроиться в хорошую фирму.

Там существовал дресс-код.

Сюда я пришел в джинсах; на работу требовался костюм с галстуком.

После обеда прибывал московский поезд.