Шрифт:
Он в бешенстве сделал оставшийся шаг ко мне, а я, бросив «мне пора», ловко обогнула его и метнулась к выходу из гримерки, когда почувствовала, как меня схватили за руку выше локтя и втащили обратно в комнатку. Он толкнул меня к стене, не выпуская мою руку, и хлопком закрыл дверь.
Он впервые позволил себе коснулся меня, под его пальцами моя кожа будто горела. В смятении, я закусила нижнюю губу, не зная, чего ожидать теперь. Он был неотразим, в белоснежной рубашке и черных брюках, неотразим, с такими иссиня-черными волосами и яростью в глазах. Я поняла, что не хочу так, не хочу его такого. Или хочу? Он шумно дышал.
– Не стоит со мной играть, ты понятия не имеешь, кто я, черт побери! – Но я его не слышала. Я слышала только, как мое сердце пытается выпрыгнуть из меня, и что я не могу дышать даже рядом с ним. не выдержав его взгляда так близко к себе, я отвела глаза, как он впился в мои губы своими, страстно, и я уже дальше ничего не помнила…
Я усмехнулся и уставился в окно. Чёрт возьми, а эта Танцовщица, та ещё штучка. Член моментально зашевелился в штанах.
ТАИСИЯ
– Таська! Ты видела? Таська!!!!!!!!
Я устало сажусь в гостиной и наливаю себе бокал вина, когда ко мне со всех ног несётся Оля и суёт мне под нос какого-то Фарида. Шейх.
– Это кто?
– Это вирт игра! Ты танцовщица, это твой никнейм, а он Шейх! Понимаешь?
Я откидываюсь в кресле и устало отпиваю вино.
– Нет не понимаю! Как Лиза?
– Хорошо, уроки делает! Про отца знает!
Внутри всё сжалось. Господи. Лизка серьёзная не по годам, у неё такая травма будет, надо подняться и всё объяснить ей, сказать, что папа в аварию попал.
– Там Фарид что-то печатает!- не унималась Ольга.
– Оль! У меня муж вот-вот умрёт, а ты…. Цинично это!
Оля прищуривается.
– А не цинично что каждая мразь твоё имя полощет? Что даже ребёнок сказал, что папа с любовницей был?
У меня всё похолодело внутри. Отставив в сторону вино, бросаюсь со всех ног в детскую. Лизка сидит за партой и что-то рисует. Такая серьёзная, взрослая, с бантиками и что-то чертит, рисует, в альбоме, а я дверь детской прикрываю и рядом сажусь, а самой плакать хочется, просто рыдать истерично.
– Лизочка, ты как?
Продолжает рисовать. Господи какая я мать, от всех этих пересуд детей уберечь не смогла, а Оля права, о том, что Приморского чуть с любовницей в ресторане «Паста Пури» не застрелили только ленивый, не знал.
Было очень больно, хорошо мы в частном доме жили, но соседей сколько и многие учатся с Лизой и Алиной, какого девочкам…. Как же я ненавидела Богдана и всё сильнее это понимала, какой боли он меня подверг.
Лиза внезапно поднимает на меня глаза.
– У папы другая?
Твою мать вот за эти слова, ребёнка, только за эти я бы с удовольствием ему сама ранение в голову сделала. Как же можно такой скотиной быть, так к родному ребёнку отнестись?
– Конечно нет! – пытаюсь чтобы мой голос не дрожал отвечаю дочери, а у самой аж связки от отчаяния пропадают.
– А почему все другое говорят? С днём рождения мамочка! Торта не будет?
Я устало вздыхаю. Конечно будет. Обычно мы всегда заказывали торты, но сейчас в это время ни до смеха, ни до праздников и точно ни до торта, хотя при чём тут мой ребёнок.
– Пойдём за тортом!
Лизка радостно кивает, а я подхватываю её на руки и несу вниз. Мы одеваемся, а когда почти собираемся, в дверь резко кто-то звонит. Сестра машет головой.
– Не открывай!
Подведя Лизу к сестре, осторожно подхожу к двери и замираю, там стоит мать Наташи. Руки сжимаются в кулаки…. Кто? Кто пустил эту алкашку на частную территорию? Уже хочу открыть и обложить её достойным трёхэтажным матом, как в кармане звонит теленфон.
– Да! – ни глядя на дисплей произношу я.
– Таисия Александровна?
– Именно так!
– Вас беспокоит Наташа! Поговорить надо!
Скриплю зубами от злости.
– Наташа мне сейчас некогда!
– Есть когда! Платите мне семь миллионов евро или я на всю страну обнародую что мой ребёнок наследник!
Я усмехаюсь, выходя на кухню, чтобы Лиза этого не слышала.
– Наташ! Ты можешь хоть на весь мир обнародовать все итак знают! У тебя всё? Если да, то ни теряй ни моё ни своё время! Окей?
Наташа усмехается прямо мне в трубку. Наглая дрянь.