С ресницы срывается слеза.

Я такая слабая. Я не могу приказать своему телу заткнуться и не хотеть его. Просто не могу, не получается…

А он все целует меня, пока его пальцы танцуют на моем разбухшем клиторе. Ноги дрожат, я на грани обморока, тело ватное и податливое. И в черепной коробке больше совершенно не осталось мозгов, там теперь только жалкий студень, дрожащий от его крышесносного обаяния.

Из груди настойчиво рвутся стоны, я пытаюсь их сдерживать, но натиск Ромы будто бы испытывает меня на прочность. Еще немного, и от меня совсем ничего не останется.

— Прошу прощения, у вас все в порядке? — словно из-под толщи воды слышу я голос девушки-консультанта.

И почти умираю от стыда.

— В порядке! — почти рычит Рома. — Но если вы испаритесь, то будет гораздо лучше.

— Какой кошмар, — пытаюсь я выпутаться из его рук, но тот только хохочет и прижимает меня к себе еще сильнее.

— Никаких кошмаров, маленькая. Тебе же понравилось, — ведет языком за ухом и меня снова пробирает.

— Ничего подобного, — пытаюсь стряхнуть с себя его руки.

— Да? — урчит и так чертовски нежно целует в щеку, что я вся рассыпаюсь как карточный домик на ветру.

— Просто физиология, Ром, — выдаю почти жестко, но на его имени голос срывается.

— Физиология, м-м. Отлично! Надо же с чего-то начинать.

И в следующий момент он просто сгребает меня в охапку, а потом и все то, что я набрала с вешалок. Открывает дверь и поспешно выходит за пределы примерочной. Там, словно оловянные солдатики, в ряд стоят продавцы, и мне хочется сдохнуть от смущения.

Потому что не понять, что мы там делали с этим наглым мужиком, просто невозможно. Да и я вся пошла пятнами сначала от удовольствия, а потом от облома, который за ним последовал.

Сердце трепыхается, легкие гудят, работая на износ, вены забиты адреналином.

И меня мелко трясет, пока Рома вытряхивает на кассу вешалки со словами:

— Упакуйте и побыстрее.

— Но…, — пытаюсь я что-то вяло сообразить.

— Цыц! — шикает тот на меня, быстро рассчитывается картой, и мы покидаем дорогой бутик.

Он буквально тащит меня за собой на буксире, пока я, совершенно ничего не соображающая, еле перебираю безвольными ногами.

Ногами! Да я вся безвольная вдоль и поперек, черт меня раздери!

— Ром, Ром, подожди, — невнятно бормочу себе под нос.

— Ну что? — поворачивается ко мне и останавливается, рукой обводя торговые ряды. — Вот прям тут будем решать наши проблемы?

— Я не хочу ничего решать, — пытаюсь вырваться, но Рома опять набирает скорость, а потом выводит меня на улицу, торопливо направляясь к парковке.

— Если честно, то я тоже, — чеканит он и снова улыбается мне как довольный мартовский кот.

Вижу тот самый черный лексус, стоящий в неположенном месте на аварийке, и еще сильнее начинаю паниковать, совершенно справедливо понимая, что кажется у кого-то тут идет все по четкому плану. До боли прикусываю нижнюю губу и встряхиваю головой, пытаясь словить частицы рассеянного разума, а потом вижу, как буквально в паре метров от нас притормаживает такси.

Поднимаю наши сцепленные руки и изо всех сил кусаю его за пальцы. И почти рыдаю от облегчения, когда высвобождаюсь из его хватки. Пара мгновений, и я уже внутри автомобиля бомбилы.

— Едем, пожалуйста! — требую я у потрясенного водителя, но тут же вскрикиваю, потому что дверца с моей стороны открывается, и меня беспардонно вытягивают наружу.

А потом закидывают на плечо, словно куль с мукой.

— Ну что за строптивая коза? — смеется Красавин и шлепает меня по заднице.

— Эй, парень? — кричит таксист.

— Это девушка моя, братан. Ругаемся мы тут с ней, не мешай, — и дальше ржет, а потом в одно движение заталкивает меня на сидение своей дорогой спортивной тачки.

Охранник, мать его ети! Да такая машина стоит больше десятка лямов по самым скромным подсчетам!

Да что за херня?

Всего минута, и он уже сидит за рулем, блокируя мне все выходы и входы, а я окончательно погружаюсь в безысходность. Я напугана. Его напором. Своей ответной реакцией. И теми желаниями, что буквально бурлят во мне.

Мне так хочется в нем раствориться без остатка. Но в то же время я понимаю, что окончательно себя потеряю, если сделаю это.

И смотреть на него больно. И не смотреть невозможно.