– Пойдемте скорее, – крикнул кто-то из толпы, – пока гроза не началась!

Мэволь пошла за ними. Меня никто не пригласил, но я и не ждала приглашения: я направилась следом.

Мы шли сквозь тьму и свистящий ветер по бесплодной земле, покрытой камнями и редкой травой. Примерно через час или больше мы дошли до места, где тропа ускользала куда-то вглубь, на гору.

Крестьянин, который шел впереди с факелом в руке, протянул руку.

– Сюда!

Мы с Мэволь переглянулись. В тот миг, как мы ступили под сень деревьев, лес словно очнулся, будто огонь факелов разбудил его. Он скрипел и шумел, деревья раскачивались в разные стороны. Множество вопросов теснилось у меня в голове.

– Кто нашел ее? – спросила я у сестры погибшей девушки. Ее звали Ко Исыл – я слышала, как кто-то окликнул ее так, – и на вид ей было лет двадцать, а может быть, и больше. – И когда?

Исыл заговорила куда-то вниз, словно обращалась к подолу моего ханбока. Я еле расслышала ее, так тихо и нервно она говорила.

– Крестьянин по имени Чхул пошел на гору нарубить дров и нашел ее, господин.

– А когда? – снова спросила я и подошла чуть ближе, чтобы расслышать, что она пробормочет в ответ.

Исыл отвернулась и с мольбой взглянула на мою сестру. Ей явно было неловко, она вся раскраснелась от смущения, и тогда я вспомнила, как я одета. Я же нарядилась в молодого дворянина. Эта маскировка защищала меня во время путешествия, но воздвигла стену между мной и Исыл. Я отошла немного в сторону, чтобы девушка успокоилась, и заметила, как постепенно расслабились ее напряженные плечи.

Наконец, Исыл ответила:

– Кажется, он сказал, что это было вечером. На закате он нашел… нашел мою сестру Хёнок.

– В каком состоянии было ее тело?

– Он слишком испугался, чтобы подойти к ней близко и рассмотреть ее, просто побежал сразу к моей матери рассказать обо всем. – В голосе девушки звучали слезы. – Хёнок было всего четырнадцать. Поверить не могу, что она умерла.

И тут все остановились. Я встала на цыпочки и вгляделась в темноту. Что там впереди? Но передо мной были только спины. Потом послышался чей-то шепот, бормотание, и тут кто-то пронзительно крикнул:

– Хёнок-а!

Я ускорилась, Мэволь поспешила за мной. Вскоре мы настигли толпу, люди перед нами теснились и вытягивали шеи, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь. Сквозь стену спин я разглядела скалистый крутой обрыв, на самом краю которого лежала женская туфелька.

Страшное предчувствие всколыхнулось в моей груди. Только тот, кто бежит без оглядки, спасая свою жизнь, может потерять туфлю и не вернуться за ней.

Я отодвинула стоявших передо мной людей и смогла наконец все разглядеть. Склон спускался вниз примерно на тридцать шагов, у его подножья виднелись острые камни. И там, среди камней, лицом вверх лежала бледная девушка, ноги которой были вывернуты под странным углом.

Женщина позади меня продолжала кричать:

– Хёнок-а! Хёнок-а! – Горе, звучавшее в этом крике, было таким острым, что мне казалось, будто меня режут ножом. – Вставай! Я здесь! Мама пришла за тобой!

Но Хёнок не двигалась.

Я взяла факел из рук крестьянина и, хватаясь за ветви деревьев и выступающие из земли корни, заскользила вниз по склону. Спустившись вниз, я перелезла через камни и остановилась у тела девушки. Желудок скрутило, и я еле устояла на ногах, когда заглянула ей в лицо. Совсем еще девчонка, младше меня, губы ее были слегка приоткрыты, а глаза широко распахнуты – она будто смотрела сквозь ветви деревьев на брызги звезд, расплескавшихся по небу.

– Хёнок, – шепотом окликнула я ее по имени, которым звала ее мать. – Хёнок-а, ты слышишь меня?

Она не моргала.

Во рту у меня пересохло, язык прилип к нёбу. Я не стояла так близко к покойнику с тех пор, как умерла мама. Маму я обнимала, пока она не стала совсем холодной. Окончательность и бесповоротность смерти… пугала меня.

– Поговорите с ней, – прошептал кто-то. Я не сразу поняла, что крестьяне обращаются к моей сестре. – Госпожа Мэволь, поговорите с ее духом. Она хочет что-нибудь сказать нам? Это был несчастный случай?

Мэволь казалась бледной и испуганной. Раньше ей не доводилось видеть покойников. Мама умерла, рожая братика, который тоже родился мертвым, и Мэволь к ней не пустили.

– Госпожа Мэволь?

Поддавшись требованиям крестьян, Мэволь подняла глаза к небу и потрясла погремушкой. Жуткий, резкий, лязгающий звук раздался в ночи. Она запела что-то тихо-тихо, моля дух Хёнок ответить ей. Затем Мэволь повернулась левее, подставляя ухо кому-то невидимому, словно слушала, что он ей нашептывает.

– Я чувствую ее, – сказала сестра. – Она очень сердита и полна хана [12] . Она жаждет справедливости.

«Ну конечно, дух Хёнок сердится, – подумала я. – Кто бы не разозлился, если бы его жизнь оборвалась так рано».