– А ну-ка, – решительно говорит он и хватает меня за руку. – Пойдём со мной.

– Эй-эй, ты поаккуратней, так и огрести можно. Руки-то убери, сказал, артист хренов.

Но он и не думает, уверенно тянет меня из сквера.

– Сейчас милиция с тобой разберётся, кто ты и чего ты наглотался.

– Э, слышь, ты остынь, говорю.

Я резко останавливаюсь и дёргаю руку. Но физрук, похоже, только с виду дохлый. Вцепился как бульдог. Он делает шаг назад и пытается заломить мне руку. Фигасе! Да ты братец натурально попутал. Я в один миг выкручиваюсь и теперь уже сам ломаю ему руку. Ну, в один миг это преувеличение. Делаю я это совсем не так технично, как следовало бы. Видать месяц, что я не ходил на тренировки, в моём возрасте уже много. Форма совсем не та. И куртка эта ещё…

– Э, ты чё, пацан… – завывает от боли физрук, – ты ж руку мне сломаешь.

– Да, сломаю, сука, говори, мля, где съёмочная группа! Пацан… Какой я тебе пацан! Объясняй давай, что за подстава. Тихо сейчас, понял? Я тебя отпускаю, и ты спокойно мне всё рассказываешь. Ты меня понял, физрук-на?

Тот в ответ часто кивает, вроде как нормально вкуривает, но как только я ослабляю хватку, он буквально отскакивает в сторону и тут же даёт дёру.

– Наркоман! – зло бросает он. – Я сейчас милицию вызову!

– Вызывай, – говорю я и машу на него рукой, как на нечто совершенно бесполезное.

Толку с него не будет, это уже ясно. Ладно, попробую сам разобраться. Сыщик я или кто? Надо пройтись немного, осмотреться. Ну-ка, пойду в «Трэвел Клаб» загляну. Я перехожу через дорогу и иду к кафешке, она вон там, за углом.

Заворачиваю за угол и… охренеть. Нет, ну надо же, а натурально как… Блин, да как они это сделали! Там, где сейчас находится кафе «Трэвел Клаб», раньше был хлебный магазин. Ну как раньше, прям прилично раньше, когда я ещё в школу ходил. Мы с бабушкой сюда приезжали иногда за тортом.

Потом, после перестройки там чего только не было, и «Хопёр-Инвест», и пивная, и банк, а сейчас кафешка с классными пирожными. Мы сюда с дочкой раньше ходили… Пока она не превратилась… ну неважно.

Короче, это отвал башки. Может у меня крыша поехала? Как такое возможно? Ведь всё прям один в один и вон надпись процарапана «Секс Пиздолс», по-русски, через букву «з». Мы тогда и не слышали их сроду, но знали, что есть такие. Панки. У Лёхи Васина плакат был, брат привёз из Польши.

Я останавливаюсь напротив тусклой витрины, оформленной в стиле семидесятых, хлеборобы, трактора, снопы пшеницы. Хлеб – наше богатство. Ага, точно. Засовываю руки в карманы куртки. В правом что-то есть, какая-то бумажка. Ух-ты! Чирик что ли? Красненькая. Ничего себе, целое состояние…

Ну ладно, раз такое дело, зайду. Посмотрим, чем торгуют. Если я сплю, вкус не почувствую. А если почувствую, значит аттракцион, розыгрыш.

Я захожу внутрь и вдыхаю тёплый запах. Такое подделать невозможно. Как в детство попал. Немножко деревенский аромат свежего хлеба. Почему-то сейчас в булочных так не пахнет. И выбор сейчас намного больше, и хлеб вкусный, не то, что те белые кирпичи «Пшеничного» за двадцать вроде копеек, а запаха такого нет…

Кстати, про белый кирпич. Если он свежий, горячий, корочка была очень вкусной, хрустящей. Пока несёшь до дома всю сгрызёшь, но вообще-то хлеб был так себе, сероватый, с кислинкой, будто и не из пшеницы. А вот сайка или плетёная хала, да ещё и с молочком, эх… счастье. Ну посмотрим, что тут нам приготовили организаторы «игры в кальмара».

Глаза разбегаются и хочется попробовать всего. Я решаю взять коржик, бублик, плетёнку, пирожное «картошка» за двадцать две копейки, и кулёк ирисок «Кис-Кис». Деньжата имеются.

Это, конечно, не московское изобилие, а сибирская аскетичная действительность, вернее прошлое, но всё равно отлично. Ещё пряников мятных, без глазури. Я сладкое, если честно, не так, чтобы очень, мне бы лучше чего покрепче, так что беру чисто в ознакомительных целях. Посмотрим, что тут к чему.

Продавщица взвешивает и пишет на клочке серой бумаги какие-то закорючки. Я подхожу к кассе и протягиваю шифровку.

– Рубль десять, – говорит кассирша.

– И пакет ещё, пробейте, пожалуйста, – говорю я, протягивая десятку.

– Чего? – спрашивает она с недовольным видом.

Глаза её из-под век, размалёванных яркими бирюзовыми тенями смотрят с недружелюбной насторожённостью. Большой, негнущийся от крахмала чепец, венчает голову, как корона. Толстые красные губы переспрашивают:

– Какой пакет?

– Обычный, барышня, хлеб сложить, – отвечаю я.

– Генерал, тебе пакет, – хохочет тётка в синем халате, приближаясь к кассе. – Люб, это он тебя клеит так. Понравилась видать. Барышня!

Неожиданно Люба, дородная, лет тридцати пяти, видавшая виды баба, тоже улыбается:

– Иди давай, булки ешь, нахалёнок. Пакет ему. Ишь ты…

Я подхожу к прилавку, подаю чек и передо мной появляется богатство моего советского детства. Блин, как это взять-то всё.

– На, держи, – вдруг слышу я за спиной, – барышня твоя привет шлёт.

Я оборачиваюсь и вижу весёлое лицо женщины в синем халате. Она протягивает мне старую и заскорузлую сетку-авоську. У нас дома с такими сроду никто не ходил, стрёмно было, но сейчас она оказывается очень кстати. Символ эпохи, мля.