– Да ты слышишь себя?! – возмутилась я шёпотом, не сводя глаз со лже-принцессы. – Ничего, я выведу эту самозванку на чистую воду.

– Она отлично держится, – заметила Хильдика, тоже наблюдая за незваной гостьей. – Смотри, даже от жареной курицы отказалась. Аранчия никогда не ела курицу.

Да, это была фишечка, которую я придумала, и ужасно этим гордилась. Принц Альбиокко лопал всё подряд, а принцесса Аранчия была страшной привередой и лакомкой, и шутила, что ест на завтрак розу, а на обед – две розы. И вот теперь эта фишечка была нагло украдена. Уведена прямо из-под носа. Ясно, что самозванка готовилась и вызнала все привычки принцессы. И подготовить её мог только кто-то из дворца. Тот, кто видел принцессу Аранчию в её редкие приезды.

– После того, как она украла мои тряпки, ничему уже не удивлюсь, – сказала я, еле сдерживаясь, чтобы не плюнуть, хотя принц Альбиокко всегда вёл себя согласно придворному этикету. – Надо посмотреть, не стащила ли она ещё чего.

– Ключи только у меня, – сказала Хильдика тихо и немного виновато. – Не знаю, кто смог зайти…

– Может, в окно залез, – я передёрнула плечами. – Или отмычку подобрал. Ясно одно – во дворце шпион, и мои обормоты его проглядели. Ну ничего, я этого так не оставлю…

– Лучше успокойся, – посоветовала Хильдика. – Если не хочешь, чтобы принца Альбиокко признали сумасшедшим вместо отца. Или ты решила показать всем настоящую Аранчию?

– Просто помолчи, – посоветовала я в ответ.

В это время самозванка заметила нас, стоящих у порога, что-то сказала отцу и королю Рихарду, и начала подниматься из-за стола, но дракон положил ей руку на плечо, усаживая обратно, и крикнул, обращаясь ко мне:

– Что вы там застыли, принц? Идите к столу. Мы уже помолились, так что можете помолиться позже или шёпотом, чтобы никому не мешать.

– Идём, – сказала я Хильдике сквозь зубы.

Я шла к своему месту и видела, как усмехается король Рихард, и как нежно улыбается обманщица. Хильдика семенила рядом, придерживая меня за рукав, и время от времени незаметно похлопывала меня по запястью, напоминая о сдержанности.

Усевшись в кресло, я в упор взглянула на лже-принцессу.

Даже если её хорошо подготовили, всего знать она не может. И рано или поздно ошибётся. Лучше, конечно, рано. Потому что неизвестно, с какой целью эта девица заявилась в Солерно.

Самозванку мой взгляд совершенно не смутил. Она мягко улыбнулась, вздохнула и сказала:

– Я уже говорила их величествам, что если принц сердится на меня и поэтому не хочет находиться за одним столом со мной, то я лучше уйду.

– Даже если принц сердится, – заявил король Рихард, – никто не должен оставаться голодным. Проявим милосердие, как угодно небесам. Верно, ваше высочество? – поинтересовался он у меня, отправляя в рот кусок жареной курицы. – Небесам ведь угодно милосердие?

– Небесам угодна правда, – отрезала я.

Отец беспокойно заёрзал в кресле, не осмеливаясь осадить меня при всех и в то же время не желая продолжения опасного разговора.

– Вы всё-таки упорствуете, дорогой брат, – покачала головой самозванка с таким кротким смирением, что заслужила бы звание первой невинной овечки королевства. – Не волнуйтесь за меня, – продолжала она не менее кротко. – Я приехала в Солерно, потому что таково моё желание. Ни страха, ни жалости… Только свободная воля.

– Свобода – самая главная драгоценность, – опять вмешался Рихард. – Ведь вы, принц, не будете настолько жестоким, что лишите кого бы то ни было свободной воли? Кстати, почему вы ничего не едите? Сегодня не какой-нибудь постный день, про который я позабыл?

– Трудно забыть то, чего не знали, ваше величество, – съязвила я. – Но вы почти угадали. Сегодня день траура.

Самозванка удивлённо приподняла брови, отец нахмурился, и только король Рихард полюбопытствовал:

– Траур по кому, ваше высочество?

– Не по кому, а по чему, – огрызнулась я и положила себе на тарелку крылышко жареной курицы и щедрую ложку лукового мармелада. – По здравому смыслу.

Мои надежды быстро разоблачить обманщицу, назвавшуюся принцессой Аранчией, не сбылись. Самозванка прекрасно играла роль, знала ровно столько, сколько могла бы знать набожная принцесса, живущая в затворничестве, была нежна и мила, и до бешенства предупредительна к королю Рихарду.