Наконец, со стороны деревни показалась вислоухая лошаденка, которую подгонял пятками сидевший охлюпкой белобрысый пацан. Лошаденка подтрусила к заставе и весь лагерь тут же пришел в движение. Разбирались брошенные фузеи, натягивались мундиры, седлались лошади. Лихорадочной активности на дороге соответствовала столь же лихорадочная деятельность в лесу. Там тоже крепилась упряжь, затягивались постромки, бомбарды выталкивались на склон. Оба отряда были готовы одновременно, и в ту же секунду, когда последний из драгун скрылся из виду, щелкнули бичи, лошади рванулись и артиллерийские упряжки вынеслись на открытое пространство. Со всей возможной скоростью фентоновские пушки катились к обрамлявшему болото лесу. Сопровождавшие их люди тревожно глядели по сторонам. Наконец, последняя, седьмая упряжка скрылась за деревьями, послышались облегченные вздохи.

Лошадей выпрягли и расседлали, утром их предстояло отпустить, четвероногим было не место на смертоносной трясине, здесь могли справиться только люди. Варя с усмешкой подумала, какой прибыток в хозяйстве будет у окрестных крестьян, когда лошадки выбредут к жилью. Пушки доволокли до края болота и отряд расположился на ночлег.

Предстоящий переход пугал. Из безопасного отдаления московских палат пересечь какое-то болото казалось плевым делом. Сейчас расстилавшаяся у их ног бескрайняя трясина представлялась средоточием древнего ужаса, шаг по ней сулил верную смерть. Насторожившиеся люди сидели во мраке, без огня. С наступлением темноты болото, кое-где прихваченное тоненьким ночным ледком, начало слабо лучиться неземным бледным светом. Видно было как клочья белого тумана скользят над мертвенной чернотой воды, возникая, двигаясь, сплетаясь, пропадая, образуя причудливые призрачные фигуры.

В неверном свете Варино лицо казалось льдистым, загадочно- прекрасным. Джеймс невольно подумал, уж не поджидает ли московская ведьма здесь свою свиту из всякой нечисти. Быть может она заманила сюда его самого и его людей, чтобы сделать их жертвой бесовского шабаша.

Словно почувствовав его настроение Варя тихо заговорила. По-английски, так чтобы было понятно всем матросам, она повела рассказ о темной нежити, живущей в этих болотах. Ее глубокий, завораживающий голос сплетал истории о лешаках, водяных, мавках и навьях, и о судьбе, подстерегающей здесь неосторожного путника. Ее слова захватывали, манили за собой, и вот уже каждый древесный ствол оборачивался упырем, клок тумана - болотной девкой, а крик ночной птицы - воплем погибающего. Матросы слушали, затаив дыхание, видны были только черные провалы глаз и слышались прерывистые вздохи. Джеймс чувствовал как липкий муторный страх наползает от воды, заставляет неметь суставы, цепенеть разум.

Яростным усилием воли он принудил себя отогнать наваждение и тут же его душу затопил гнев. Что делает чертова ведьма? Своими сказками она превращает отряд в кучку перепуганных детишек.

Джеймс перебил Варю посреди очередного рассказ. Его хриплый рассерженный голос порвал пугающее очарование ее историй:

– Все это очень мило, леди, но бывают вещи и поинтереснее.
– далее следовал разухабистый рассказец о жрецах некоего африканского племени, отбиравших среди красивейших девушек жен для их бога и о тех трудностях, которые испытывал засунутый в деревянную статую божества жрец, заменяя своего небесного владыку на нелегкой стезе отправления супружеских обязанностей. История вызвала негодующий вскрик Вари и дружный хохот команды. Напуганные непривычным реготом призраки порскнули в разные стороны. Зловещее болото вновь превратилось всего лишь в зловонную лужу стоялой воды.

Развеселившийся Аллен тоже начал рассказывать что-то об обычаях ирокезов, в плену у которых он провел год, а Джеймс поднялся и ухватив Варю за руку, потащил в сторону.

– Да как вы смеете! Пустите меня, мне больно!
– девушка рванулась.

– Больно!? Вот и хорошо, - разъяренно прошипел Джеймс, приблизив свое лицо к ее.
– Негодяйка, вас следовало бы утопить в вашем любимом болоте. Как вы могли? Самолюбие решили потешить! Поквитаться со мной захотелось, показать, что и я и мои матросы не такие уж бесстрашные и находчивые и нас можно запугать нянюшкиными сказками? А вы подумали о том, как напуганные люди пойдут по болоту? И еще пушки на себе проволокут? Скольких мы не досчитаемся в конце пути? Во сколько человеческих жизней обойдутся ваши сегодняшние игры?

Каждая его фраза сопровождалась резким встряхиванием Варвары за плечи. Возмутившаяся сперва боярышня все ниже опускала голову под градом упреков. Он был прав, кругом прав. Сердце захолонуло при мысли, что завтра на ее совести могли оказаться погубленные живые души, оступившиеся на тропе из-за страха перед корягой, принятой ими за вурдалака. В порыве глубокого раскаяния она взмолилась:

– Простите меня! Я не хотела... Я только хотела сбить с вас спесь. Я никогда бы не стала так делать, если бы подумала, к чему это приведет.

– Следует думать, - уже остывая, ответил Джеймс, - Особенно если люди от тебя зависят.

– Я больше не буду, - совсем по-детски прошептала она.

Джеймс хмыкнул:

– Не думал, что вы извинитесь. Давайте не будем ссориться до конца перехода.

– Мы можем совсем никогда не ссориться, если вы оставите меня в покое.

– Ну нет, леди. На это не надейтесь. Я дела на полдороги не бросаю, так что по возвращении продолжим нашу игру. А пока мы в этом Богом проклятом месте, давайте действовать заодно. Если не ради нас самих, то ради наших людей и ради успеха. Ну что, мир?

Варя тихонько кивнула. Вернулись они уже в другом, более благостном настроении. Веселые рассказы, согласие, столь явно воцарившееся между предводителями, и крохотный сторожкий костерок успокоили отряд. Постепенно разговоры стихли, дрема охватила всех.

Варя дольше других сидела без сна. Впервые в их отношениях с Джеймсом ей пришлось почувствовать себя виноватой. Она повела себя как глупая девчонка, в то время как он предстал истинным командиром, учитывающим все, заботящимся о людях и об успехе. Она вспомнила, что уже один раз видела его таким, сосредоточенным и собранным, мгновенно принимающим решения и отдающим приказы, когда он повел единственную бригантину против шведского десанта и спас русские корабли от сожжения, а затем и саму Варвару от смерти. Однако воспоминания об этом дне и доблести Джеймса неизбежно воскресили в памяти и ее давний позор и его жестокие слова о ней. Она подумала, что глупо до сих пор испытывать душевную боль из-за сказанного полгода назад. Все это давно быльем поросло и вообще, какое значение может иметь мнение иноземного купца для высокородной боярышни Опорьевой. Видимо именно глубокая убежденность в ничтожестве персоны Фентона в глазах дочери славного боярского рода подтолкнули Варю к решению быть завтра особенно внимательной и осторожной, чтобы этот хвастун... (ой, нет! просто чтобы каждый) мог убедиться, что она вовсе не легкомысленная девица и тоже умеет командовать людьми и предусматривать любую мелочь. Придя к сему знаменательному выводу Варя, наконец, задремала.