Вчера у Опорьевых гуляли. Напряжение предшествующих дней вылилось в развеселое, хотя и несколько истеричное буйство. Одно блюдо сменяло другое, чадящие свечи выхватывали из полумрака то торжественную физиономию пьяненького Никиты Андреевича, то глуповато-радостную Алешкину рожу, то усмешку Джеймса, иронично поглядывающего поверх граненого бокала на захмелевших компаньонов.

Призрак опалы отлетел, возвращая в опорьевский дом спокойную уверенность знатных и богатых. И потому в тесном кругу участников пушечного предприятия звенели, сталкиваясь, бокалы, и здравница летела за здравницей.

Отец и брат провозгласили здоровье государя, друг друга и англицкого гостя, выпили за ошалелую морду Льва Кирилловича и поротый зад немца, поименовали все пять пушек и всех тащивших их матросов Фентона, даже дядька Пахом удостоился доброго слова. Вот только сидящую у стола Варю они старались не замечать. Не глядели на нее, отводили взгляд, а уж если сталкивались глазами, то смотрели сквозь нее. Варя грустно улыбалась: подобного можно было ожидать.

С каждым здравием лицо Джеймса выражало все большее недоумение. Он несколько растерянно поглядывал на Никиту Андреевича и Алешку, переводил взгляд на Варвару, снова на боярина с сыном и, наконец, не выдержав, поднялся сам:

– Я хочу пить здоровье прекрасной и отважной женщины, без чьих ума и мужества я был бы сейчас на грани разорения, а вы, судари, обживали избенку на северной границе царства.

Джеймс выпил свое вино среди гробового молчания. Варя не поднимая глаз ковырялась в тарелке. Никита Андреевич смущенно откашлялся:

– Конечно, дочкина заслуга велика, милорд, но сейчас всем нам след о том забыть и не поминать, а то неровен час кто прознает как боярышня Опорьева, забыв стыд, с мужиками таскалась.

– Разглашать недавние события не стоит, но вот забывать...
– возразил Джеймс, - Я намерен помнить с благодарностью, а вам любезный компаньон следует еще и гордиться дочерью, спасшей всю семью.

Странный, невыносимый человек! Она была почти благодарна ему, почти испытывала к нему нежность, если бы... Варя вновь ощутила сильные руки, перехватившие ее на темной узкой лестнице и ударивший горячий шепот:

– Завтра перед полуночью я жду вас за калиткой сада!

– Вы с ума сошли, зачем мне приходить?

– Затем, что если вы не придете, я проверю крепость окна вашей спальни, - так же внезапно как и появился Джеймс исчез, растаяв в путанице переходов.

Что же теперь прикажешь делать? Идти или не идти? Командуя наводящими порядок девками, обихаживая отца, в отличии от Алешки предпочитавшего маяться похмельем в одиночку, а не на глазах у дворни, Варя напряженно размышляла. Братец, наконец, соизволил освободить проход и она, задумавшись, прошла внутрь. Выйти? Не подумает ли он, что Варя готова сдаться. Да и вдруг кто увидит. Не выходить? С сумасшедшего английца станется влезть в ее окошко, и что тогда делать, вопить "спасите, помогите"? Неровен час, и впрямь спасать прибегут.

Доносящийся со двора шум вернул Варю к реальности. Тяжело заваливаясь боками и разбрызгивая весеннюю грязь в ворота въезжала карета. Дверца распахнулась и Александр Данилович Меньшиков собственной персоной ступил на подножку. Шагнул на землю и галантно раскланялся, помогая сойти... тетушке Наталье Андреевне. Вслед за женой спустился и сам князь Мышацкий, последним, отдуваясь, вылез Лев Кириллович Нарышкин. Соскочившие с запяток лакеи поволокли из чрева кареты объемистый сверток.

Все было ясно - Меньшиков с Нарышкиным приехали мириться, дядюшку с тетушкой как парламентеров прихватили, Лев Кириллович подарком расстарался. Значит, опять гульба до утра. Собираясь с силами Варя глотнула ломкого весеннего воздуха. Что ж, выдержали бы люди, а уж в хозяйстве припаса достанет.

Успевая зорко приглядывать за мечущимися с блюдами челядинцами, Варя благодарно-любезно кивала в ответ на лихо закрученный дифирамб, произносимый в ее честь Алексашкой. В сегодняшнем застолье ей оказывалось изрядное внимание, то один, то другой гость разражался прочувственной речью о ее прекрасных глазах, ради которых они все готовы... На что только они не готовы ради ее прекрасных глаз, причем с каждой чаркой все готовее.

Часы на окне прозвенели одиннадцать и слушая очередной пьяно-заковыристый комплемент Варя решила "Пойду!". Пусть англиец безбожник, негодяй, соблазнитель и немножко насильник, пусть встреча с ним сопряжена с риском, но ей совершенно необходимо сейчас же увидеться с человеком, способном воспринять ее не как дуру бессловестную.

Когда время близилось к полуночи Варя поднялась из-за стола:

– Куда вы, Варвара Никитична, - вскинулся Меньшиков, - Неужто оставляете нас, сирых?

– Пущай себе идет, Александр Данилович. За дворней хозяйский глаз завсегда нужон, - Лев Кириллович наставительно воздел перст, - Мы ужо тут пока сами с Никитой Андреевичем покалякаем.

Варя почтительно присела, чувствуя как любезная до приторности улыбка сводит ей скулы.

Через сад она почти бежала. Варя распахнула калитку и привалилась к ней спиной, переводя дух. Из-за поворота ограды выступила темная фигура.