Отчасти позавидовал Луценко, вчера у него застрявшая в дольмене, пусть Альбина, сегодня зебра Алексия, а я наметил Катю, но она удрала в неизвестном направлении…

Звонок. Незнакомый номер. Я ответил.

– Послушай, Треуглов, а тебе не кажется, что это слишком? Мы же договорились, что ты как сука-то?!

В трубке молчали.

– Я думаю, надо обсудить сложившуюся ситуацию? Может, пора встретиться?

– Здравствуй, Виктор, это я.

Сказал Хазин.

События склонны объединяться в группы. Единичные события редки, каждое событие вечера вторника притягивает событие утра среды. Есть подозрение, что гравитация влияет не только на вещество. Если случается А, наверняка случится и В. При реализации А и В, С практически неизбежен. Вселенная имеет форму круассана, плотные скопления по краям и огромные пустоты внутри. Бездна Эридана.

– Хазин, ты?

– Я, Виктор, я.

Тесей взял в карьер. Понеслось.

– Рад тебя слышать, – сказал я.

Забавно, но это было отчасти правдой.

– Я тоже рад, – сказал Хазин.

А Хазин не рад.

– Ты можешь разговаривать? – спросил Хазин. – Свободен?

– Да вроде…

– Есть вопрос, который нужно обсудить, Виктор.

– Ну давай обсудим.

Хазин замолчал. Я ждал.

– Это серьезный вопрос, – сказал Хазин.

– Слушаю, – сказал я.

Хазин высморкался. И продолжал молчать.

– Хазин? – позвал я.

– Не надо в это лезть, – сказал Хазин.

– Что?

– Не лезь в это дело, – повторил Хазин.

– В какое дело, Хазин?

В трубку запыхтели. Интересно, Хазин сейчас кто?

– Слушай, Витенька, хочу тебе дать серьезный совет, – сказал Хазин. – По старой дружбе, Витенька, понимаешь меня?

Где-то я уже слышал этот голос. Сегодня я слышал этот голос. Этим же голосом говорил старый утренний урка.

– Совет на пятьсот тысяч, – сказал Хазин. – Рекомендую его выслушать.

– Хазин, а ты где?

– Виктор…

– Ты в Геленджике? – продолжал я. – Ты прилетел?

– Я не в Геленджике! – рявкнул Хазин. – Я с тобой поговорить хочу!

– Говори, – ответил я спокойно.

Я откинулся к стене.

– Это серьезно, Виктор, – Хазин говорил в нос. – Это весьма серьезно…

– Ты вырезал «Калевалу» на рисовом зерне? – спросил я.

Хазин замолчал. Мне показалось, он подавился. Я был бы рад, если бы он подавился.

– Виктор, я должен тебя предупредить – это не лучший выбор.

– Чего выбор?

Я начинал несколько злиться.

– Я твой старый друг…

– Мой друг – Гандрочер Кох, – сказал я. – Мой друг – Гандрочер Хекклер.

– Вижу, ты мало изменился, – с сожалением вздохнул Хазин. – Такой же тотальный мудозвон. Пожалуй, пора повзрослеть.

– Пошел на хрен, – сказал я.

– Чуть позже. Послушай все-таки мой совет – это не лучший выбор!

– Какой выбор-то?!

Хазин молчал. Нет, действительно интересно, кем он работает?

– Ты все еще фотографируешь? – спросил я.

– Что значит фотографируешь?

– Ты же фотограф. Раньше был во всяком случае. Чем занимаешься сейчас?

– Я не фотографирую. А почему ты спросил?

Хазин явно заволновался сильнее.

– Ну, ты же раньше фотографировал. Каждый шаг, каждый пук. Запечатлевал, так сказать.

– Виктор, послушай внимательно, – голос Хазина стал вкрадчивым. – Я ничего нигде не фотографировал, ты понял?

– Нет, не понял…

– Не суйся в это дело, Витя. Держись подальше от Чагинска!

– С чего ты взял, что я куда-то собираюсь? – спросил я.

– Витя, ты со мной в эти игры не играй, – сказал Хазин. – Ты не представляешь…

– Так объясни, – перебил я.

– Не лезь в это дело! – зашептал Хазин. – Не вмешивайся, Витя! Добром не кончится!

– Хазин, ты мне до сих пор не объяснил, во что именно я не должен вмешиваться?

Хазин закашлялся.

– Ты сам знаешь, Витя, во что не надо вмешиваться, – сказал он. – Ты же не дурак, понимаешь…

– Не понимаю. И я не собираюсь…

– Короче, Витя, – Хазин сделал вид, что утратил терпение. – Я тебя предупредил.

– И о чем ты меня предупредил?

– О том, что, если ты предпримешь определенные шаги, я не смогу гарантировать твою безопасность.

Хазин замолчал. Он не отключался, слушал, как я отреагирую на эту нелепую угрозу.

– Хазин?

– Я не смогу гарантировать твою безопасность, – повторил Хазин.

Он смог добавить в голос еще угрозы. Я представил, как Хазин стоит перед зеркалом и упражняется с голосом: вот умеренно, вот страшно, вот ледяное спокойствие, вот нервы, официоз. Поэст Уланов так же читает стихи про Дросю.