Автобусная остановка в Баскакове была квадратная и синяя.

Потом началась паль, она поднималась от Баскакова в холм, а затем растекалась вниз по склону, расходилась вширь. По левой стороне эту паль начали прибирать и укладывать в штабеля, справа выгоревшие сосны продолжали стоять, возле них морда к морде трелевочники, затем я обогнал три дремотных лесовоза.

Дорогу по-прежнему крутило, в днище стучали камни. Сгоревший лес кончился, и опять несколько километров по сторонам дороги тянулись дикие вырубки и глухое березовое мелколесье, поднявшееся на месте прежних просек. Дорога забиралась все выше к водоразделу, стало виднее по сторонам, и Ингирь уже блестел справа между деревьями.

Слева должно было показаться Салтаново, заметное место. Когда-то здесь на горе обитал атаман Салтан, грабил купеческие барки на Ингире и обозы на Макарьевском тракте, но как-то раз, во времена Алексея Михайловича Тишайшего, по Ингирю шел стрелецкий отряд, и Салтан по ошибке налетел на него. Стрельцы без особого затруднения перебили ватагу, а самого Салтана стали пытать и вешать. Атаман взмолился о пощаде и пообещал на все награбленные средства вознести на горе церковь, самую высокую в округе. Церковь получилась что надо, ее было видно издалека, а сам Салтан раскаялся и стал в церкви настоятелем – как ни странно, но все это было на самом деле.

Салтановскую церковь я не увидел, да и мимо самого села едва не проскочил – вся Салтановская гора неимоверно заросла липами и яблонями, сквозь которые не было видно ни домов, ни коровников, ни овощехранилищ; о том, что здесь еще осталось село, напомнил соответствующий дорожный знак.

После Салтанова дорога слегка улучшилась: поверх старого асфальта был накидан относительно новый, успевший, впрочем, во многих местах расщеляться. А за десять километров от Чагинска асфальт и вовсе стал сносным, ямы были залатаны, а посреди дороги прорисована заметная и ровная разделительная линия.

Я приближался к Чагинску, впереди показались белые огни переезда.

Переезд не изменился. Возможно, крыша будки смотрителя была раньше синего цвета, сейчас зеленая. И еще слева по ходу была установлена сплющенная старая «Волга», а над ней транспарант «Будь осторожен!».

«Восьмерка» прогремела по железным плитам, я подумал о том, что стоит завести канал «Переезды России». Переездов в России десятки тысяч, можно выкладывать, как через них идут составы, грохочущие по переездам, успокаивают нервы ничуть не хуже эквадорских спичек… Нет, хуже, «Переезды» – это плохо.

На въезде в город появилось кое-что новенькое – композиция в виде большой буквы «Ч». Собственно, композиции особой не было, буква «Ч» и дата – 1593. Вероятно, теперь именно с этим годом связывают основание Чагинска. Я попытался вспомнить, что случилось в означенном году, но толком не смог – то ли Иван Грозный помер, играя в шахматы, то ли еще что-то в этом духе. Голова не очень шевелилась, я все сильнее чувствовал усталость, все-таки не выспался, все-таки хлорофилл лучше принимать на голодный желудок, железное правило, да и почти двести километров по кишкотрясу не добавили бодрости. Я намеревался проехать в центр и остановиться в гостинице, поспать часика три, принять душ, пообедать в кафе и начать думать, что делать дальше.

Мимо кладбища не хотелось, поэтому после буквы «Ч» я свернул на Промышленную. Я не очень хорошо ее помнил, кажется, раньше тут располагалась «Сельхозтехника», ремонтные мастерские и нефтебаза. Ворота «Сельхозтехники» с шестеренками и серпами сохранились, однако за ними я не увидел никаких комбайнов, бульдозеров и молотилок, вместо них высились аккуратные хлысты свежих бревен и белели горы опилок. На месте ремонтных мастерских картина не отличалась – бревна и опилки, опилок больше, опилочные дюны. Нефтебаза минувшие годы тоже не пережила: на ее территории располагался пункт приема и вместо опилок, бревен и прочего тёса громоздились бурые черметные кручи.

За нефтебазой обосновались магазины запчастей к отечественным машинам, судя по запущенному виду и выцветшим вывескам, давно не работающие.

Здание «Электросетей» сохранилось, но выглядело кисло: видимо, лет десять назад его пытались перекрасить в фисташковый, но он не продержался долго, облупился, и теперь здание напоминало облезлую винтажную шкатулку, сами же сети походили на проржавевший чертополох.

Напротив «Электросетей» щелчком проснулся приемник, трансляция велась из Овражья, хотел сделать погромче, но зазвонил телефон.

Эрп. С незнакомого номера, и он еще не сказал ни слова, но я понял, что Эрп.

– Привет, москвич, ты зачем свинтил? – прогундел Эрп.

Это еще одно из моих ненужных качеств – умение предугадывать скотов. Скот еще только набирает воздуха, а я уже знаю, что это он. Профессиональная деформация.

– Ты же сам велел – доставать денег, – ответил я. – Вот я и достаю.

– А ты где?

– В Чугунске.

– Да ты не в Чугунске, я же вижу… Ты смотри, москвич, терпения не испытывай, мы за тобой приглядываем, мы тебя достанем…