Шрифт:
По чистому полю, по широкому раздолью едут два богатыря: Илья Муромец, сын Иванович, да Святогор-богатырь.
Едут, слышат, как орет в поле пахарь, понукивает, сошка у пахаря поскрипывает, омешики по камешкам прочиркивают, непомерные борозды оратай помётывает, из края уедет — другого не видать.
Тут увидали Святогор с Ильёй возле пашни на обочине малую суму перемётную. Святогор-богатырь поддел за лямки сумочку на конец копья долгомерного, да не может сумочку с земли поднять. Он слез с коня, ухватился за сумочку одной рукой, а сумочка будто в землю вросла: не шелохнулась, с места не стронулась. Удивился богатырь да двумя руками взялся за малую суму перемётную, а сумочка лежит, не трохнется, не ворохнется.
Рассердился Святогор-богатырь и напрягся во всю силу-могуту свою непомерную, сам по колени в землю увяз, пот кровавый на лице выступил, а малая сумочка будто в землю вросла, с места не сдвинулась.
Последние силы богатырь собрал и так напрягся, натужился, что по плечи в землю ушёл, все суставы у него перервалися, все жилы распустилися — да тут богатырю и кончина пришла. На том месте и похоронил Илья Муромец Святогора-богатыря.
А в ту самую пору издали-далече пахарь обратную борозду гнал-метал. Довёл борозду до обочины, сошку в землю воткнул, с Ильёй Муромцем поздоровался:
— Здрав буди, Илья Муромец! Ты куда едешь, куда путь держишь?
— Здравствуй и ты, крёстный батюшка, славный пахарь Микула Селянинович, — отвечал Илья Муромец и поведал-рассказал о кончине Святогора-богатыря.
Подошёл Микула Селянинович к малой сумочке перемётной, взялся одной рукой, поднял сумочку от сырой земли, руки в лямки продел, закинул сумочку на плечи, подошёл к Илье Муромцу да и вымолвил:
— В этой сумочке вся тяга земная. В этой сумочке я ношу и тягость пахаря-оратая, и хоть какой богатырь ни будь — не поднять ему этой сумочки.
На том былина и кончилась. Синему морю на тишину, а добрым людям на послушанье.
Садко
Жил бобылём, с хлеба на квас перебивался — ни двора, ни кола. Только гусли, звонкие, яровчатые, да талант гусляра-певца и достались ему в наследство от родителей. А слава о нём рекой катилась по всему Великому Новгороду. Недаром звали Садко и в боярские терема златоверхие, и в купеческие хоромы белокаменные на пирах играть, гостей потешать. Заиграет он, заведёт напев — все бояре знатные, все купцы первостатейные [33] слушают гусляра, не наслушаются. Тем молодец и жил, что по пирам ходил.
33
Первостатейный — здесь: самый богатый.
Но вот вышло так: день и два Садко на пир не зовут и на третий день не зовут, не кличут. Горько и обидно ему показалось.
Взял Садко свои гусельцы яровчатые, пошёл к Ильмень-озеру. Сел на берегу на синь-горюч камень и ударил в струны звонкие, завёл напев переливчатый. Играл на берегу с утра до вечера.
А на закате красного солнышка взволновалось Ильмень-озеро. Поднялась волна, как высокая гора, вода с песком смешалася, и вышел на берег сам Водяной — хозяин Ильмень-озера. Оторопь гусляра взяла. А Водяной сказал таковы слова:
— Спасибо тебе, Садко, гусляр новгородский! Было у меня столованье-гулянье, почестен пир. Веселил ты, потешал гостей моих. И хочу я тебя за то пожаловать! Позовут тебя завтра к первостатейному купцу на гуслях играть, именитых новгородских купцов потешать. Попьют, поедят купцы, похваляться станут, порасхвастаются. Один похвалится несчётной золотой казной, другой — дорогими товарами заморскими, третий станет хвастать добрым конём да шелковым портом. [34] Умный похвалится отцом с матерью, а неумный — молодой женой.
34
Портом — полотном.
Потом спросят тебя купцы именитые, чем бы ты, Садко, похвалиться мог, похвастаться. А я тебя научу, как ответ держать да богатым стать. И поведал Водяной — хозяин Ильмень-озера гусляру-сироте тайну дивную.
На другой день позвали Садко в белокаменные палаты именитого купца на гуслях играть, гостей потешать.
Столы от напитков да от кушаний ломятся. Пир-столованье вполпира, а гости, купцы новгородские, сидят вполпьяна. Стали друг перед другом хвастать: кто золотой казной-богачеством, кто дорогими товарами, кто добрым конём да шелковым портом.