Призрак Югао с цветками тыквы-горлянки, поскольку ее имя означает название этого растения; заставка главы «Гэндзи моногатари» в рукописи эпохи Эдо

Tokyo Metropolitan Library

Известный пример можно найти в «Гэндзи моногатари» («Повесть о Гэндзи», ок. 1000 г.), одном из самых прославленных художественных произведений японской литературы, созданном до Нового времени. Это длинная эпическая история про принца императорской крови, утратившего свое положение, и о его романах со множеством разных придворных дам. В начале повествования главный герой Гэндзи

вступает в отношения с пожилой женщиной по имени Рокудзё Потом он перестает встречаться с Рокудзё и заводит романы с несколькими другими дамами. Во время одного из свиданий Гэндзи со своей новой возлюбленной, молодой женщиной по имени Югао оказывается в заброшенном доме. Югао это место пугает, но Гэндзи успокаивает ее. Потом он просыпается, ощущая чье-то потустороннее присутствие. Он прикасается к Югао и обнаруживает, что она мертвая и холодная. Дух завывает от ревнивой ярости, дух живой и разгневанной Рокудзё. Это подтверждается в следующих главах, когда законная жена Гэндзи Аой тоже умирает при загадочных обстоятельствах.

Отношения между Аой и Гэндзи довольно сложные. Они поженились по политическим причинам, когда оба были очень молоды. У Гэндзи бесконечные романы с другими женщинами, а Аой холодна и держится с мужем отстраненно. Но между ними возникла теплота, когда Аой забеременела и ждала их сына. Во время беременности Аой отправляется на праздник Камо, и ее повозка случайно перегораживает дорогу повозке Рокудзё. Пожилая дама, все еще разгневанная тем, что Гэндзи порвал с ней, охвачена ревностью при виде его жены. Вскоре у Аой начинаются роды, и тут является женский дух, который терзает роженицу и убивает ее сразу после появления младенца на свет. Гэндзи узнаёт этот дух — тот же самый убил Югао. Затем Рокудзё просыпается в своем доме и чувствует аромат маков и дыма, исходящий от ее одежды, — тот самый аромат, который использовали, пытаясь изгнать злого духа из комнаты Аой.

В обоих случаях Рокудзё жива, когда ее дух убивает двух женщин-соперниц. Ее сознание не ведает об этих действиях, и она приходит в ужас, узнав, что сделала с Аой. Но она настолько ревнива к другим предметам страсти принца Гэндзи, что не способна контролировать себя. Пока тело спит, гневный дух Рокудзё покидает физическую оболочку и становится горё, отправляясь на поиски тех, кого любит Гэндзи, а потом убивает их в порыве ярости. Современные исследователи считают, что легенды об одержимости духом, в том числе и приступы Рокудзё, появились как попытка объяснить внезапные смерти, естественные причины которых медицина той эпохи распознать не могла, например одержимость духом считали одной из причин смерти при родах. Однако этот мотив так широко распространен, а количество вариаций столь велико, что невозможно всё свести к ревности, тем более что атакам подвергались и мужчины, причем на них могли нападать мужские духи.

Вероятно, Рокудзё — наиболее хрестоматийный пример духа живого человека в японском романе. Ее взаимодействия с Югао, Аой и Гэндзи не только обозначают ключевые сюжетные моменты «Гэндзи моногатари», но и стали основой для пьес театра но, написанных в XV веке, а также других литературных произведений раннего Нового времени. Позднее стереотипные истории о ревнивых женских духах, как мертвых, так и живых, стали довольно многочисленными, но все они восходят к «Гэндзи моногатари», а образ Рокудзё стал источником вечного ужаса.

С точки зрения японской мифологии люди не являются сверхъестественными существами, но могут обретать черты таковых. Великие личности могут стать еще более легендарными после смерти, пока их дух не станет предметом поклонения, не станет творить чудеса для потомков и почитателей. Несправедливо преследуемые могут вернуться ради мести своим обидчикам, заставляя людей трепетать от страха и выражать смирение и почтение. В малом масштабе эти сюжеты оборачиваются короткими историями о призраках и одержимости духами. В большом — рождаются культы в результате обожествления, как с принцем Сётоку, или посмертного признания, полного ужаса, как с принцем Саварой. Почитание и признание этих персон, как и сами мифы, развиваются и меняются с течением времени. Сугавара-но Митидзанэ прошел путь от знаменитого человека до грозного божества, а в итоге стал полноценным богом.

Современные ученые объясняют этот процесс на нескольких уровнях. С одной стороны, эволюция легендарных фигур и превращение их в новый объект поклонения не являются уникальным японским феноменом. Католические святые, суфийские мудрецы или индийские гуру (как и многие другие) тоже проходят подобную трансформацию и становятся культовыми фигурами. С другой стороны, легкость включения нового божества в японский пантеон зачастую поражает. Древние хроники не являются альфой и омегой для синто или другой религиозной мифологии. С течением времени потребности людей меняются, и легендарные события дают им надежду и силы, необходимые в данный определенный момент. Японская мифология обладает особым даром включать такие перемены и новшества.

Герои мифов, такие как Митидзанэ и другие, о ком шла речь в этой главе, оказываются между миром богов и миром людей. В японском фольклоре таких персонажей много. Основатели буддистских школ стали святыми, и сегодня им продолжают молиться. О злых духах, подобных Рокудзё, в сельской местности слагали множество страшных историй и поучительных сказок. Есть и другие типы духов, живых и мертвых, о некоторых мы расскажем в следующей главе.

И сегодня в японской мифологии действуют персонажи, пересекающие границы двух миров. Они образуют важную часть религиозных представлений, хотя конкретные формы культа могли значительно измениться в сравнении с прошлыми веками. Процесс нельзя считать завершенным, и это доказывает исключительную преображающую силу самого искусства повествования: легенды, выпущенные на волю, могут сделать принца святым, а казненного преступника — пророком-отшельником.

Термин «заимствованный канон» (или «чуждый канон») описывает явление, которое встречается в современных фильмах или телесериалах, основанных на романах или комиксах: в картину вводится новый персонаж, который играет важную роль в сюжете, но отсутствовал в оригинальном произведении [74] . Такой персонаж становится каноном в том смысле, что официально признаётся частью истории. Но при этом остается чуждым, поскольку его не было в оригинальной версии истории. Эту концепцию можно применять и к более древним произведениям, включая мифологию.