— Как долго ты сможешь его удерживать? — поинтересовался Калеб слева от меня.

— Дольше, если мы поделимся силой, — пробурчал Макс, и Дариус мгновенно схватил меня за левую руку.

В тот момент, когда я почувствовала, как его магия упирается в мой барьер, я открылась ей, ощущение его силы, сливающейся с моей, было самым естественным, волнующим чувством в мире.

Но если я думала, что это было волнительно, но оно было ничем по сравнению с тем, что произошло, когда Дариус соединил свою магию с магией Калеба, а затем Сета, и шквал их магии, хлынувший в мое тело, чуть не сбил меня с ног.

Я громко ахнула, пытаясь сдержать столько силы одновременно, а когда Джеральдина схватила меня за другую руку, и сила ее и Макса соединилась с нашей, мои колени почти подкосились от тяжести всего этого.

— Ебать, — простонал Калеб.

— Это даже лучше, чем секс, — выдохнул Сет, и я издала звук подтверждения, который вышел в виде придыхательного стона.

— Обалдеть, лангусты, — вздохнула Джеральдина, и в кои-то веки я сразу поняла, что она, блядь, имеет в виду.

Гончие Жнеца продолжали бросаться на щит, и я хрипела от усилий, сдерживая их, пока мы все вливали свою магию, удерживая его на месте.

— Давай, Дарси, — прорычала я, надеясь, что чудесные инстинкты близнецов дадут ей понять, чтобы она поторопилась, потому что даже со всей нашей объединенной силой, удерживающей этот щит, я знаю, что он не простоит вечно. И я не уверена, что мне импонируют наши шансы против гончих Жнеца, когда он сломается.

Орион

Мой разум был затуманен жаждой крови, когда я охотился за синеволосой девушкой через море каменных статуй, зов ее крови не был похож ни на что, что я когда-либо знал. Я нуждался в ней. Я должен был получить ее, ворваться в ее вены и выпить все до последней капли. В моей голове стоял грохот, заглушающий все звуки, но она должна быть где-то здесь. Я чувствую ее, прячущуюся в темноте.

Я бегал по комнате так быстро, как только мог, и наконец мой взгляд упал на нее, притаившуюся за статуей.

Я поднял ее с пола, и она закричала, когда я швырнул ее в статую, пытаясь пригвоздить к месту. Статуя опрокинулась назад от силы, которую я использовал, разбившись на куски, и я зарычал, потеряв хватку. Она упала на пол в кучу обломков и отползла в сторону, бросив вокруг себя кольцо синего и красного огня, пытаясь удержать меня. Но ничто не сможет. Я сгорю ради нее, знаю это своим оставшимся рассудком. Я готов стоять в адском пламени и умереть за кровь этой девушки, но сначала должен был утолить жажду, которая пожирает меня изнутри.

— Нет! Лэнс, остановись! — закричала она, когда я нырнул в пламя, придавив ее своим весом к земле.

Запах моей собственной обожженной плоти скользнул мне в нос, когда ее руки прижались к моим, пытаясь удержать подальше, ее кожа пылала солнечным жаром, но я отказывался уклоняться от боли.

Ее голубые волосы веером рассыпались вокруг нее, и я уставился на бьющийся пульс у основания ее шеи, с абсолютной уверенностью понимая, что собираюсь испить. Мои клыки прошлись по моему языку, а ее руки впились в меня ногтями, пытаясь остановить меня, но я один из самых сильных существ этого мира. Она не сможет убежать. Сначала ей придётся убить меня.

— Лэнс! — закричала она, и я зарычал от боли ожогов, которые она оставила на моих руках.

Я схватил ее за подбородок, заставляя вбок наклонить голову, обнажив горло и припав ртом к коже. Вена на ее шее пульсировала в такт биению ее сердца, отчаянно желая, чтобы я вонзил в нее зубы, но ее запах заставил меня остановиться.

Она была самой сладкой. Мед, сахар и все остальное. Она напоминала мне ярмарочную площадь, школу, секрет.

Еще одно рычание вырвалось из моего горла, когда зверь во мне умолял меня укусить, но другая часть моей души сдерживала меня.

В моей голове прокручивались воспоминания об этой девушке. Она впервые стоит передо мной, ее кончики волос окрашены в голубой цвет, ее глаза широко раскрыты и полны любопытства. Потом она сидит в моем классе, а я украдкой бросаю на нее взгляды, на которые не имел права. Вкус ее губ на моих губах в первый раз, спрятанных на дне бассейна, затем то, как она стоит мокрой перед моей входной дверью с одним-единственным словом на губах. Слово, которое значит для меня все. Потому оно олицетворяет ее. Моя девочка. Моя королева.

— Голубок, — простонал я, отпустив ее подбородок, чтобы она повернула голову и посмотрела на меня со страхом в своих темно-зеленых глазах.

Я не мог вынести, что она так смотрит на меня, и в помутнённом рассудке наклонился, не приняв решения, поскольку нить судьбы, казалось, потянула меня к ней. Я прижался губами к ее губам, завороженный.

Ее рука ударила меня по щеке, и я застонал, когда моя голова повернулась в сторону.

— Какого черта? — крикнула она, тяжело дыша, пытаясь оттолкнуть меня.