Шрифт:
— Пан Рацишевский! — воскликнула она, протягивая руку. — Я рада вашему приезду. Идемте! Вы, кажется, плохо знаете город. Михалина не могла приехать, — тихо сказала она. — Меня зовут Сабина. — Затем опять громко: — Надеюсь, вы благополучно доехали, пан Рацишевский?
Взяв извозчика, они положили багаж в пролетку и поехали к Сабине. Жила она на Маршалковской. Сабина предупредила — там их ждут Куба и Михалина. Михалина — ее сестра. У Феликса исчезли последние сомнения. Значит, опасаться нечего: встретившая его девушка посвящена в дела подполья.
— А я и не подозревал, что у Здзислава две сестры, да еще такие... — засмеялся Феликс.
— А я вас видела в прошлом году на митинге в филармонии...
Феликс предостерегающе кивнул на извозчика, и Сабина замолчала.
Ехали через Вислу. Внизу, у берега, стояли раскрытые баржи, заваленные грудами яблок, толпился, как на ярмарке, народ, и аромат яблок достигал даже высокого моста. Каждую осень вся Варшава запасалась здесь яблоками на зиму. Их привозили баржами из садов, раскинувшихся по берегам Вислы.
По дороге, как старые добрые знакомые, говорили о пустяках, о варшавских новостях. Феликс осторожно разглядывал спутницу, ее четкий профиль, тонко очерченные губы, широко расставленные глаза, прикрытые тенью широкополой шляпы. Она походила на брата задорным выражением лица и пристальным взглядом.
Квартира на Маршалковской, куда они приехали, была просторна и заставлена старинной мебелью. Она оставляла впечатление той особой строгой торжественности, что присуща домам, обжитым несколькими поколениями.
Сабина, выполнив поручение сестры, ушла к себе в комнату, а Михалина, Куба и Феликс расположились в гостиной за столом, покрытым тяжелой расшитой скатертью.
— Ну, что же здесь случилось? — спросил Феликс.
— Случились непостижимые вещи, которых я никак не могу понять.
Куба рассказал о том, что произошло за последние два месяца.
Здзислава Ледера варшавская охранка разыскивала по старому делу, связанному еще с Каспшаком и вооруженным сопротивлением при аресте мокотовской типографии. И вдруг его неожиданно арестовали на улице, хотя Здзислав был отлично законспирирован: другой паспорт, другая кличка, он даже изменил внешность. Видно, о нем стало известно в охранке. Но от кого?
Ледера арестовали во Вроцлаве, и Куба немедленно отправился туда, чтобы попытаться его освободить.
— Конечно, это была авантюра, — рассказывал Ганецкий, — но ничего другого мы не могли придумать. Я узнал, что во Вроцлаве заправляет делами ротмистр Енаков, и поехал к нему в тюрьму. Оделся примерно так же, как мы были одеты с тобой, когда ехали в Лодзь с транспортом литературы: изображал знатного барина, варшавского коммерсанта.
Пришел, закрыл за собой дверь и сказал: «Я приехал из Варшавы, чтобы освободить Вольмана. Это мой компаньон». У Здзислава был паспорт на имя Оскара Вольмана. «Конечно, — говорю, — я мог бы все это сделать иным путем, но не хочу». — «Каким путем?» — спросил ротмистр. «А вот таким», — я достал браунинг и положил перед собой на стол. Ротмистр, видно не робкого десятка, тоже вынул из стола револьвер и положил перед собой. Сидим, смотрим друг на друга. Говорю ему: «Это я пошутил». «Я тоже пошутил», — сказал он. Оружие убрали. Стали говорить начистоту. Так, мол, и так, мне необходимо перевести Вольмана в больницу, прошу не препятствовать. Больше мне от вас ничего не нужно, в накладе вы не останетесь. Вынул из кармана пачку денег, показал ему и положил обратно. Енаков говорит: «Нужна справка от доктора». «Будет, — говорю, — справка, через час могу привезти. А сейчас я хочу встретиться с моим компаньоном, хотя бы в вашем присутствии». Разрешил! Вызвал дежурного и распорядился доставить к нему арестанта Вольмана. Входит Здзислав, видит меня, и глаза у него от удивления лезут на лоб. А я, не дав ему опомниться, говорю: «Завтра же дайте распоряжение в банк выдать деньги по предъявлении ассигнации номер такой-то. После этого вас переведут в больницу». Он сразу включился в мою игру: «Хорошо, — говорит, — сделаю». А ротмистр глядит на нас алчным взглядом.
На этом встреча с Здзиславом закончилась. Перед уходом он засмеялся и сказал: «Вы знаете, я же собирался ехать на запад, в Англию, а теперь меня обещают услать на восток. Обвиняют в связи с каким-то Каспшаком, говорят про какую-то типографию... Так я им на это ответил: не возражаю, земля ведь круглая, можно и через восток ехать. Сначала по сибирской дороге, потом в Нью-Йорк, а там в Англию...» В общем, Здзислав предупредил, что арестовали его по старому делу о мокотовской типографии.
— Ну и чем же все это кончилось? — спросил Феликс, внимательно слушавший рассказ Ганецкого.
— В тот же день вечером мы условились встретиться с ротмистром в ресторане «Виктория», — продолжал Куба. — Я должен был передать ему медицинскую справку и часть денег. Чтобы уточнить время встречи, обещал позвонить ему по телефону. Договорились на восемь часов. Я пришел раньше, в ресторан пока не заходил, наблюдал с другой стороны улицы. Ротмистр явился в сопровождении полицейских. Значит, передумал — может, испугался... Здесь охранка продолжает свирепствовать. И Михалина заметила за собой слежку. Поэтому вместо нее мы попросили поехать на вокзал Сабину.
Михалина добавила: шпика она заметила в конке. Вероятно, ее выследили, когда встречалась с братом — за несколько дней до его ареста. Михалина долго водила шпиков по городу. Потом она нырнула в ворота знакомого дома, вышла проходным двором на другую улицу и исчезла.
В гостиную вошла Сабина, пригласила пить чай и познакомила Юзефа со своей матерью. В столовой шутили, разговаривали о посторонних делах. Но на душе у всех было пасмурно.
За столом Феликс сидел напротив Сабины. Свет лампы падал на ее лицо. Сабина все больше привлекала его внимание. Временами она поднимала на Юзефа свои широко расставленные глаза.