— Лида, ну что ты вечно оборачиваешься, словно сбежать хочешь? – дергает меня Антон, усаживает за стол и заказывает нам кофе. Продолжает держать гладкими ладонями. Я тут же вспоминаю немного шершавую кожу Камиля, его сильные руки, его горячий язык и настойчивость. Как я не замечала, что мне не нравятся изнеженность Антона, его влажные ладони, словно вечно вспотевшие. А еще глаза эти его холодные и волосы светлые. [Словно он Драко Малфой из известной книжки, холодный и непреступный, когда-то он мне нравился именно таким. Загадочным, молчаливым принцем с темной стороны. Так и хочется себя спросить, а чего ж ты с ним жила шесть лет. Неужели лучше жить со скользкой змеей, чем, например, с Гриффиндорским вечным растрепанным львом. Да, Камиль обязательно попал бы на факультет смелых и отчаянных. Как Гарри Поттер.]1

До сих пор помню наш первый с Антоном секс и его «Тебе же было тепло, это и есть оргазм»

Вытаскиваю руки из его потных ладоней и обтираю об себя, чем злю его.

Он терпеть не может неряшливость, принц чертов, а его рубашки приходилось гладить по несколько раз, пока он не был удовлетворен. Или его мама.

— Лида?

— Может и хочу, — смотрю на него прямо, готовая рвануть отсюда в любой момент.

— Долго ты будешь бегать? У нас же все было хорошо, — примирительно говорит он, даже улыбается, пока на стол ставят две чашки капучино. Больше не хочу, живот будет пучить, но все равно обхватываю чашку, надеясь на тепло горячего напитка. Потому что холодно от его вежливости. От маски, что он отлично умеет на себя нацеплять.

Ничего общего с безумцем, который требовал вернуть сына в клубе.

— Любимая… — Даже дергаюсь от этого его слова. Оно выглядит издевательством. — Давай ты прямо сейчас пойдешь со мной. Я прощу твой загул, и все будет как раньше. Отменим ненужный суд...

— Ты простишь меня? — закашливаюсь от подобной наглости. – А сам не хочешь прощения попросить?

— А в чем я виноват? Что батрачил на семью? Что работал? Любил тебя, потакал всем твоим капризам? Кто вместо новых дисков на мою машину захотел себе новую куртку, потому что замерз?

— Ты все равно купил те диски! А мой единственный пуховик я уже до дыр протерла.

— Ты вечно была всем недовольна, вечно жаловалась, что тебе мало внимания, а я ведь с тобой каждый вечер проводил.

— Ты пихал мне свою работу и засыпал в своем кресле!

— Я делал твою жизнь комфортной!

— Ты делал комфортной лишь свою жизнь! Ты пользовался моими наработками! Ты использовал мой талант, а когда я хотела вернуться в компанию, именно ты сказал директору не брать меня, ты сказал ему, что мне понравилось воспитывать ребенка, и что работа мне больше не нужна. Ты сказал, что я отупела, и это самое мягкое как можно охарактеризовать его посыл. Я слышала их разговор с его коллегой Эдиком, когда вырвалась из дома, чтобы принести ему ланч. Слышала, как он расписывал в красках как легко избавился от той, кто мог стать выше его по положению. Жена выше мужа, где это видано?

Тогда я поняла, что все эти годы была лишь средством для достижения цели. Высокой должности.

— Что ты несешь? Совсем из ума выжила?

— Не ты ли в тот день сказал своему Эдику, что жена у тебя тупая как пробка, вот и пусть дома сидит. Не ты ли это сказал?

— Ты наверняка поняла все не так! — наклоняется ко мне Антон, впиваясь рыбьими глазками. Уже сам смотрит по сторонам, потому что наш диалог начал привлекать внимание. — И это нужно было обсудить, а не бежать сломя голову из дома. Бежать в суд разводиться. По-детски! Недальновидно! Без денег, работы, о чем ты вообще думала…

— Только о том, чтобы быть подальше от тебя! У меня есть талант, знания, умения, а вот что останется у тебя, когда мы разведемся? Долго ли ты продержишься на своей руководящей должности, если рядом не будет генератора идей?

— А долго ли ты продержишься, если у тебя не будет работы? На своём фрилансе ты далеко не уедешь…

— Я найду работу.

— Не найдешь, Лида, — зло усмехается он. — У меня хорошие связи в нашей сфере. Пока ты растила ребенка, я нарабатывал знакомства. О тебе пущен слух о неблагонадежности и возможном шпионаже. Максимум, на что ты можешь рассчитывать-это на работу уборщицы… Хотя, учитывая, как херово это делаешь, ты и там не продержишься долго.

Пальцы сильнее сжимают чашку, просто чтобы не замахнуться, чтобы не ударить человека, который вроде бы даже любил меня, вроде бы даже отец моего ребёнка! Человека, который обещал сделать меня счастливой. А на деле просто втоптал в грязь, разрушил до основания и сейчас глумится. После всего…

— Какая же ты мразь! — выплевываю тихо, но грубо. – И ты считаешь, что после всего этого дерьма, я вернусь к тебе? Лучше бы ты мне изменил, лучше бы убил меня. Что угодно… Я буду уборщицей, буду проституткой, буду кем угодно, но никогда не вернусь к твоей семье и на дам вам участвовать в воспитании сына. Он достаточно заражен вашим ядом.

Встаю, разворачиваюсь, но он снова хватает за руку.

— Ты не имеешь права!

— Я имею все права, а вот ты просто ничтожество, — все-таки не выдерживаю, поднимаю руку и бью его по щеке. Наверное, в первые в жизни делаю так, как мне хочется, но сразу ощущаю глупость своего поступка.

Дура, дура, ну почему не могла проявить достоинство, ответить высокомерно. А не строить из себя истеричку. Нельзя до суда вообще проявлять агрессию.

Убегаю от собственного безумия в свежесть улицы и бреду по Невскому, куда глаза глядят еще минут десять, наблюдая как проблески голубого неба затягивает белыми облаками. А тут еще и телефон звонит. Как, назло веселая сестра на проводе.