Я ненадолго задумалась. Вроде как по нынешнему моему титулу служанка мне положена и в дороге тоже необходима. И в дальних краях будет у меня хоть одно знакомое лицо. И девчонке помогу. По большому счету, она ничего плохого мне не сделала. Крепостного права здесь нет, так что мачеха не может ее удерживать. Должна согласиться. Решено - возьму ее с собой!

– Хорошо, пока я спущусь на завтрак в общую столовую, ты поешь плотно сама, собери свои вещи, чтобы не задерживать, можешь их сразу сюда принести. Кстати, а где моя теплая одежда, ну, пальто там, ботинки? Или нет их у меня?

– Есть, есть, как не быть - засуетилась обрадованная Ульрика - и осенние вещи есть и зимние. Принесть?

Я велела осенние вещи приготовить, чтобы мне надеть сразу, а зимнюю одежду утрамбовать в сундук. Вдруг супруг скрягой окажется, а тут у меня свое есть. После всего этого пусть сидит у меня в комнате и саквояж никому не доверяет, никаким слугам, только сама держит. А пока комнату на ключ закроем. На завтрак только начали собираться в столовую домочадцы, следом за мной подошёл и барон. На меня он смотрел настороженно, но я была исключительно любящая и заботливая супруга и нежно ворковала.

– Ах, Дитер, не садись здесь, от окна немного дует! Надо бы чая с малиной тебе заварить, не дай Бог в дороге простыть! Дорогой, не стоит налегать так на жареное с утра! Может несварение желудка быть или давление поднимется! Вот, смотри, чудная овсяночка! Давай я ее тебе медом полью! Нет, нет, дорогой, не надо булку мазать маслом! Подсушенные гренки гораздо полезнее для твоего желудка!

Бедный барон не знал, куда деваться от моей заботы и тарахтения. Глазами он бы съел все, что видел на тарелках, но я то и дело отодвигала все самое вкусное и подавала полезное, но невкусное. И устраивать скандал в чужом доме вроде бы неприлично, тем более что я ничего плохого не делала, просто заботилась о здоровье пожилого супруга. В общем, я развлекалась, как могла.

Сводные сестрицы не столько ели, сколько сидели с раскрытыми ртами, поражаясь таким изменениям с тихой и робкой Ленни. Наконец, одна из них, Труди, не выдержала и спросила:

– Ленни, да что с тобой сегодня случилось? Ты никогда такой не была!

На что я, закатив глаза к потолку, патетически провозгласила.

– Это любовь, девочки! Вот выйдете замуж - сами узнаете! Мы с Дитером влюбились друг в друга с первого взгляда! Правда, дорогой?

Дорогой, подавившись злосчастной овсянкой, судорожно закашлялся. Я от души хлопнула супруга между лопаток, так, что он чуть не клюнул носом в кашу, и продолжила.

– Дорогая матушка, зная ваше бесконечно доброе сердце, я даже не сомневаюсь, что вы уступите моей просьбе и отпустите со мной Ульрику! В дальних краях она будет напоминать о родном доме, о тех счастливых годах, что я провела подле вашего любящего сердца и добрых сестриц!

На "добрых" сестриц жалко было смотреть. Они совсем растерялись и смотрели то на меня, то на мать, очевидно ожидая, что сейчас объявят о том, что я сошла с ума. Ждите, ждите, может чего и дождетесь. Стараясь поскорее прекратить этот балаган, мачеха торопливо дала согласие на отбытие со мной Ульрики.

– Я так благодарна вам, матушка! Век не забуду вашей доброты!
– И деловито добавила - так вы сейчас распорядитель, чтобы управляющий выдал жалованье Ульрике за прошлый месяц. Дорогой, мы выезжаем сразу после завтрака? Ты уже распорядился подать кареты к крыльцу? Сейчас же отправлю кого-нибудь, пусть наши вещи снесут вниз, в карету!

Прощание вышло скомканным, мне не терпелось уехать, и бедному барону пришлось встать из-за стола, не получив привычного количества и ассортимента пищи. Ничего, это для его же пользы. Мачеха с сестрицами от всего этого невиданного спектакля одного актера тоже не отличались красноречием. Когда вышли в холл, как раз два дюжих мужика тащили мой сундук, а у стенки стояла уже одетая Ульрика, прижимающая к себе драгоценный саквояж, а в кулачке зажала выданные монеты жалованья. На плече у нее висело мое пальто, на руке болталась шляпка. Глаза ее горели восторгом - такое приключение!

Торопливо оделась, барон тоже был готов. Вышли на крыльцо, у ступеней стоял большой темный дормез - дорожная карета для дальних путешествий, в которой можно было ехать с относительным удобством. Чуть поодаль стояла ещё одна карета, грузовая и для слуг. Пока их у нас было только двое - моя Улька и древний дедок - лакей барона. Изобразив прощальные поцелуи и взмахи рукой, я погрузилась в карету, следом внедрился и супруг.

Внутри было достаточно просторно, два мягких дивана, в ночное время они превращались в две кровати, которые отделялись друг от друга занавесками. Был складной стол, небольшие шкафчики. Небольшая печурка в задней части кареты бодро гудела, нагоняя тепло внутрь, что было весьма кстати. Осень в этих краях уже вовсю хозяйничала. Я сняла пальто и шляпку, убрала их. Села на диванчик, откинулась на спинку, закрыла глаза.

Глава 5

За это утро я очень устала. И не физически, а эмоционально. Паясничать тоже надо уметь, а я "не шут у трона короля" (с). Надо и лицо держать, и следить за своим трепом, и не дать опомниться окружающим, устала я. Мне бы сейчас помолчать, отдохнуть, но дорогому супругу не терпелось поговорить, он даже ерзал по своему дивану в нетерпении. Ладно, поговорим.

Дед мне не нравился, скажу честно. Особенно та информация о погибших жёнах. Не знаю, что заставляло молчать о происходящем тех девчонок - извечный страх перед мужем-хозяином, социальное неравенство, неопытность девочек, почти подростков, неумение дать физический отпор.