– Замри и не двигайся! – приказал я. – А то следующий заряд пошлю в морду и лишу тебя зрения.

Надо же, проявил заботу!

Следует сказать, в подобную переделку я впервые попал. Нет, на охоте бывал – про уток не говорю, а вот коз, кабанов добывал… даже медведя однажды убил. Но вот чтобы они воскресали – такого прежде не случалось.

Может, не человек совсем враг мой – оборотень какой-нибудь…

На всякий случай, дождавшись очередного грохота фейерверка, всадил ему дроби заряд прямо в лицо. И вот что скажу по результату – не у всякого художника-сатаниста хватит фантазии изобразить столь мрачную и разгромную картину, которую являла физиономия моего теперь уже бывшего врага.

Все, что оставалось, глядя на дело ружья моего, это нервно рассмеяться, надеясь, что я не сошел с ума. Потом собрал стрелянные гильзы и уехал…

На следующий день криминальная бригада, обследовавшая место убийства политика республиканского масштаба, ничего порочащего меня не нашла.

Прошло несколько дней. Разговоры по поводу громкого убийства иссякли, а я не мог успокоиться – все никак не мог убедить себя, что произошедшее мне не привиделось.

Попробовал свое средство – раньше всегда помогало в стрессовых ситуациях. Налил водки в стакан до самого верха и опустошил его одним долгим глотком. Закусывать при этом не стал.

Пищевод обожгло, но пришло облегчение.

Вновь воскрес в памяти ночной пансионат – почти пустой от отдыхающих, но заполненный весельем и криками подъехавшей гоп-компании.

Я следил за ними и, припарковав машину, тоже вышел. Здесь уже проще было прикинуться постояльцем.

Я следил за своим врагом, а потом, уловив момент, когда он в кустики отошел, взял на мушку и отвел в лес. Он молчал и слушался. Он надеялся, что состоится лишь разговор, и я не посмею его убить.

А я убил. Причем, три раза. И дважды он воскресал…

Только теперь почувствовал, что опьянел. А предстоит напиться до бесчувственного состояния – иначе не стоило и начинать. Иначе моя тренированная нервная система дала бы сбой. А безумия вокруг и так хватает…

Когда проспался, почувствовал, что не все так плохо. Голова была тяжелой, но мысли бежали бодро. Жить буду, но воспоминания о произошедшем все равно останутся угнетать. С той поры я еду куда-то и никак не могу приехать…

При этих словах во взгляде невозмутимого внешне Сергея Максимовича мелькнули смешливые искорки.

Максим Сергеевич кивнул, спрятав усмешку – мол, принято, если это конец истории.

– Ну и как? – улыбнулся владелец джипа.

– Годится.

– И только-то? Ну, тогда вы…

– Хорошо, – Максим Сергеевич подбросил сучьев в костер, сел по удобнее и…

– Замахнем? – предложил гость.

– Давай.

Разлили водку в кружки, в закуску леща сушеного разломили – выпили, закусили…

Максим Сергеевич стал рассказывать:

– В 70-м году прошлого века служил я под Ленинградом в ПВО….

– Простите, а сколько вам лет? Тридцать? Тридцать пять? Сорок?

– Семьдесят шесть. Не верите? Ну, так послушайте….

В 1970-м году служил капитан Михайлов в ПВО на истребителе-перехватчике. Жил в гарнизоне, а жена в Питере – она преподавателем в консерватории работала. Двое детишек – сынишка и дочка. Навещал семью по выходным.

 Вот как-то засекли на РЛС цель воздушную, пересекшую с запада нашу границу. По тревоге подняли сверхзвуковой истребитель. По наводке оператора вышел капитан Михайлов на перехват и на одном Махе настиг нарушителя. Вошел в визуальный контакт. Твою мать! Это не «фантом» и не «мираж», и не… это нечто удивительное без крыльев и сопел летит на почти звуковой скорости. Перехватчик слева зашел, справа зашел, отстал, обогнал – цель опознать не может. Летит какая-то конструкция из двух склеенных тарелок раз в двадцать больше его «МИГ-17».

 С земли командуют – сбивай!

Михайлов – не могу; может, там люди; цель никому не угрожает.

Мать-перемать! – кричат с земли. – Не собьешь нарушителя, под трибунал пойдешь.

Капитан – давайте его сопроводим до посадки или выхода из нашего воздушного пространства; поднимайте по курсу другой перехватчик.

Возвращайся на базу – говорит земля.

На аэродроме его тут же арестовали – посидел в КПЗ, потом трибунал. Погоны сняли, из армии прогнали – в тюрьму ходили посадить, но сам военный прокурор не дал. Вы, говорит, летать его научили, воевать научили, а убивать – нет. Так какой с него спрос? За это вас надо наказать.

Покатилась жизнь под откос. Жена ни в квартиру его не пускает, ни к детям. Устроился Михайлов комендантом в студенческое общежитие. А через год она его разыскала. Откажись, – говорит, – от детей. Выгодную партию себе нашла – за иностранца замуж собралась. Только без «добра» отца мальцов не выпустят из Союза.

Поехали к детям.

Михайлов спрашивает – нужен вам папка?

Не-а, – сын отвечает, – мы за границу хотим.

 Катитесь, хоть к черту! Подписал он бумаги и запил. Дворником стал работать, а жил в подвальной бендежке. Жилье, надо сказать, паршивое – женщину в такое не приведешь. Но ничего более приличного он позволить себе не мог. В этом подвале Михайлов и утратил всякую тягу к личной жизни.