Шрифт:
— А помыться можно? — Голос мужчины.
Чей это голос? Ирина почувствовала, как обдало жаром. Мощнейший выброс адреналина.
— Девушка, баня работает? Помыться можно?
— А все можно, — ответил хриплый протяжный голос. Ответила баба, не разжимая губ.
Огромные, похожие на дыни, груди. Закатившиеся глаза, белесые брови, рыжие пряди.
— Давай, давай… повторяй за мной, что я делаю? Отвечай! Что…
Помехи, ровное гудение, изображение перекосилось, какие-то разноцветные клинья, но она видела, узнавала в них картинку соития…
— А вот и ваш спаситель! — сказала Наталья голосом экскурсовода.
Ирина успела выключить компьютер и подняться навстречу бледнолицему Мите, глядящему блеклыми голубыми глазами с привычной тоской: «Ну что там у вас? Вы же знаете, что я работаю здесь за гроши только потому, что в соседнем корпусе лежит моя несчастная жена и никто из вас, дармоедов, не понимает, что с ней».
— Консилиум был? — спросила Ирина, усаживаясь в кресло и жестом предлагая Мите занять другое.
Митя присел на краешек.
— Был.
— Ну и что?
— Повезут к Коновалову, сказали. Ну и фамилия!
— А это нормально, — Саша выключил паяльник, потянулся сладко, — это даже хорошо, такая фамилия, потому что означает, что даже его далекие предки были эскулапами. Теория наследования гена профессии.
— Хлебом нас не корми, только дай теорию подогнать.
Саша вольготно расположился в кресле, протянул газету.
— Вот, гляньте на эту фотографию.
Половину полосы занимала фотография мужчины в черных очках, в костюме десантника, с автоматом на груди.
— Кто это?
— Наемник. Ландскнехт двадцатого века. В Америке их зовут «дикие гуси».
— Он что — американец?
— Зачем? Наш. Воевал в Афгане, во Вьетнаме, в Никарагуа и далее везде, где у нашей державы был интерес.
— Ну и что?
— Как вы полагаете, какова у него фамилия?
— По вашей теории, либо Мертвецов, либо Душегубов.
— Ну зачем же так резко. Резников. От — «резать».
— Ну, сколько других Резниковых…
— Погодите. Помните чемпиона мира по бегу Борзова, а по фехтованию — Сабельникова, а начальника одного из управлений Минздрава — Живодерова, не говоря уже о татарских корнях всех Баскаковых, Толмачевых и т. д. и т. п.
— А фамилия Раскуров что означает?
— Надо подумать. Но по первому впечатлению что-то недоброкачественное. Пьянь или шпана.
Сказал неожиданно злобно, и Ирина вспомнила, как единственный раз привела Кольчеца на какой-то служебный междусобойчик. Сто лет назад. Кольчец распустил павлиний хвост и трещал не умолкая, никому слова вставить не давал. Запомнились завистливые восторги сослуживиц и темный неподвижный взгляд Саши из угла, где молча просидел весь вечер.
— А у моей Ленки девичья фамилия Каженова, ну и что это значит? — тихо спросил Митя.
— Каженова, это… — Саша осекся, — Каженова… она белоруска?
— Не, по соседству, из Щорса, украинка. Ирина Федоровна, может, ее облучило, она ведь у родителей была, а до Чернобыля меньше сотни, может, облучение это? — тоскливо спросил Митя.
— Я говорила с Дубовым, он сказал, что по его части все нормально, — повторила Ирина уже в который раз. — Мне тоже кажется, что в нейрохирургию ее надо.
— А звали зачем?
— Да так… помехи какие-то были, сейчас нет.
— Но ведь ваш пациент в другом корпусе. Помехи вполне возможны, включили где-нибудь рентген. Да, Александр Игнатьевич?
Саша не отозвался.
Откинувшись на спинку кресла, он смотрел в пространство.
— Митя, вы вот что… у Коновалова работает моя подруга, я дам вам ее домашний телефон, поговорите с ней.
Покосившись на погруженного в размышления Сашу, она написала телефон. Митя взял бумажку, сунул в карман.
— Я пошел. Завтра зайду, ладно? А то сегодня действительно не до чего, сегодня меня к ней не пустили…
Ирина пила остывший кофе, стараясь отхлебывать и глотать бесшумно. Присутствие Саши, вот так — наедине, как всегда, тяготило ее. Как всегда, казалось, что он медлит, не решается произнести что-то непоправимо тяжелое.
— Что вы ему голову морочите какой-то подругой, — тихо сказал Саша, — какая подруга, при чем здесь подруга? Каженова — это от «скаженной», то есть сумасшедшей по-украински.
«Сам ты сумасшедший», — хотелось сказать Ирине, но промолчала.
Наталья распахнула дверь.
— Господа! Потрясающая новость! Две потрясающие новости! Первая — менее потрясающая, прямо из недр дирекции. Вы, Ирина Федоровна, и вы, Александр Игнатьевич, через три дня отбываете в Питер на международный симпозиум, тема… не имеет значения, я ее не поняла, да и вы, наверное, не поймете. Проживание в гостинице «Ленинградская», проезд в СВ, теперь дело за погодой. Как я вам завидую! Шведский стол, Большой драматический, прогулки вдоль Невы, кофе на Литейном — да, ленинградская болезнь, не забывайте о ней.