— Это Карлов мост, — сказала Наталья, — я узнала его. Идемте туда.

Пустынными средневековыми улочками они дошли до моста, по которому чинно прогуливался очень ограниченный кон-тангент западных туристов. Здесь же, рассевшись на каменных парапетах, благовоспитанно веселилась местная молодежь.

— Как это печально и как прекрасно, — сказала Ирина.

— Только вот давайте без этого, без пафоса.

Наталья была очень хороша в черных брючках-стрейч, в свободной блузе с огромными плечами. Западный контингент косил на нее глазом.

— Надо поесть. А для этого — поменять доллары на кроны.

Тут же, неподалеку от моста, она зашла в гостиницу с тремя страусами на вывеске и, выйдя через пять минут, сообщила, что чехи на удивление честный народ: портье поменял ей доллары по тому же курсу, что был объявлен в меняльной конторе в аэропорту.

— И когда ты успела в контору заглянуть? — изумилась Ирина.

— Прирожденная смышленость.

В убогом кафе съели салат и выпили кофе.

— Да, социализм — это как СПИД. Никого не щадит, — прокомментировала ужин Наталья.

На маленькой площади затащила в трамвай, и они снова оказались на Граде.

— Как ты сообразила? — удивилась Ирина. — Ты что, бывала в Праге?

— Во сне.

Зажгли фонари. Они шли под огромными каштанами, внизу светлели цветущие яблони, мерцали золотистые огни города.

— Господи… — начала Ирина и осеклась, вспомнив предупреждение Натальи.

— Буржуазная жизнь прекрасна, — Наталья шла медленно, засунув руки в карманы блузона, — прекрасна потому, что основана на любви к дому. Потому и пустынен город, что все сидят по домам, дома — хорошо.

— Наташа, нам предстоит довольно долгое совместное существование, и сдается мне, что главным открытием в нем будешь ты.

— Возможно.

— Скажи, ты любишь кого-то, я не спрашиваю кого.

— Любила. Да и люблю, конечно, до сих пор, но на этом закрываем тему. Хорошо? Смотрите.

Чудо Града открылось, как волшебный замок в книжке с раскладной картинкой: от уханья филина и стражей в лаковых башмаках и белых кашне до пустынности площадей, арок с хрустальными подвесными фонарями и мощного аккорда собора Святого Витта.

Автобус ждал в условленном месте, а портье сообщил им, что, если они хотят поужинать, — ресторан к их услугам, разумеется, бесплатно.

Наталья поднялась в номер и вернулась уже в черном свитере с высоким воротом-гольф и с бутылкой вкуснейшей водки «Тархун».

— Подарок солнечной Грузии, порабощенной злым гением Зви-адом.

На бутылку хищно уставились двое простецкого вида парней за соседним столом. Наталья подмигнула им, и они тотчас подскочили с рюмками.

Первую выпили вчетвером; парни спросили Наталью, не актриса ли она.

— Как все женщины, — был ответ.

Комплимент был неподдельным, потому что от второй рюмки парни отказались, сказав, что интересно было попробовать и что, наоборот, желают угостить их пивом.

От пива отказались, а вот бутылку допили всю, и Ирина даже не могла попасть ключом в замок номера.

Как всегда, после выпитого сна ни в одном глазу.

Ирина зажгла настольный светильник с цветастым абажурчиком, открыла книгу. Какой-то дебильный детектив для совершенствования английского. Краем глаза наблюдала за Натальей.

Переодевшись в роскошное, шитое золотом кимоно, она с ногами угнездилась в кресле перед телевизором.

Ирина подумала, что как-то уж очень легко она переходит на содержание Натальи. «Завтра же все поставлю на свои места. А сегодня… сегодня было хорошо».

— Спасибо, — громко сказала она.

— За что? — не отрываясь от экрана, спросила Наталья.

— За Прагу, за Град, за спуск по этому жуткому склону, за резиновые сосиски, за двадцать второй трамвай, за водку…

— Пожалуйста. Don’t mention[4]. Посмотри, вот это классно.

На сцене существо полу-Хозе — полу-Кармен, поворачиваясь то одним, то другим боком, исполняло дуэт.

— Ну встань, посмотри как следует, — капризно приказала Наталья.

«Ты» было неожиданным, но Ирина встала с постели, подошла к креслу сзади.

— Это и есть истина. Клевая выдумка, полная великого смысла. Все мы одновременно и Кармен и Хозе. Смотри, как изящно он использует подол платья в качестве солдатской пелерины, или как там это называется; как целует себе руку. Это убойный номер, совершенно убойный, ни с каким рэпом не сравнить. Двуединство.