Проскользнув мимо ряда выцветших палаток, Сергий присел у треноги над погашенным костром.

— Дня доброго, Фокий Карпович. Разговор есть.

Невысокий мужик с кустистыми бровями и окладистой бородой кивнул, продолжая крохотными глотками пить теплую подсоленную воду. Жара, все с потом выходит. Кстати, подсаливать именно малец присоветовал. И ведь не соврал — легче теперь в бусурманских краях выживать.

— К писарю по делам забегал, языками за жизнь зацепились. Бает, интересная бумага пришла с родины. Будто спрашивают, как живут — не горюют трое бывших крестьян из Перелесья. Не болтали ли что между собой, не хвалились ли варнацкими успехами. Потому как нашли в местных лесах двух убитых купцов, открывших раньше лавку в деревне. А вот кто им головы проломил — пока сомневаются.

Достав флягу, Сергий чуть отхлебнул и мазанул взглядом по остальным староверам. С писарем парень сошелся почти сразу. Вольноопределяющийся после университета сдуру захотел славы и ратных подвигов. О том, что бедолаге придется вариться заживо в пустыне и падать на пол при каждом выстреле — вербовщики умолчали. Поэтому между двумя “местами образованными людьми” удалось быстро наладить отношения. Сергий делился байками с выходов “а мы туда, а они как наскочили, а мы как побежали”. Попутно подсказал, с кем из офицеров лучше выстроить наиболее близкие отношения и от кого держаться как можно дальше. Одновременно пару раз помог разгрести бумаги, пробросив идею с коробкой, разбитой на отсеки. Теперь вся переписка была рассортирована по срочности и именам их благородий. Поэтому в палатке никто не толкался, наливаясь желчью, а сразу получал всю необходимую корреспонденцию. После этого совсем близкими приятелями с Поликарпом не стали, но поболтать иногда вечером с лопоухим и очкастым недотепой получалось.

— Интересные вести ты принес, Сергий. Только вот зачем — не пойму? — поинтересовался ефрейтор, насупив брови.

— Меня на помощь германцам отправляют. И трех добровольцев еще хотят. Старшим от пластунов будет вахмистр Кизима. Анисий Лазаревич справный мужик и добрый воин, под молотки не потащит. И я так думаю, что пока вы где-то в песках станете местным обезьянам хвосты крутить, дело или под сукно положат, или вообще отпишутся казенным языком. А вот ежели глаза мозолить, так запросто кто-то из офицеров выдернет и начнет дурацкие вопросы задавать. Зачем людям зря время тратить и настроение себе портить?

— И как долго за обезьянами бегать?

— Месяц минимум, если не передумают. Или даже два, как в заявке написали… Если есть желание, то надо к интенданту идти, трясти имущество. Фляги, накидки, палатку хотя бы одну на четверых. Ну и прочее по мелочи. Пока еще капитан не передумал, сможем закрома чуть пограбить. Зауряд-прапорщику же легче будет — меньше обратно в порт тащить. Лагерь-то сворачивать станут.

Переглянувшись с остальными, Мордин согласился:

— Мы не против. С тобой раньше сладили, за своих горой стоишь. Когда выступаем?

— Чего зря ждать? Чем быстрее уберемся, тем меньше лишних соблазнов. Давайте прямо сейчас. Господин вахмистр уже ждет.

Когда Кизима увидел телегу, забитую с горкой разнообразным имуществом, то поначалу онемел. Стоял, разглядывал, пытался слова подобрать. Но не успел — Сергий встал рядом и тихо начал объяснять:

— Господин Толченов в сложном положении был. Ему требуется списать кое что из утраченного имущества. А мы как раз под это подходим. Я на себя разную мелочь набрал, что во время выходов расходуется. И теперь у зауряд-прапорщика цифры сходятся. Ну и мы не обижены.

— Я уже вижу, студент. Ты куда с таким табором собираешься?

— К баварцам, к кому же еще? Вы не сомневайтесь, Анисий Лазаревич, я же с пониманием. Просто мы там пятым колесом в телеге. Ни палатки не будет, ни одеял на ночь, а ночи тут злые, холодные. Ни котла, чтобы кашу сварить. И вообще… Я круп чуток прибрал, мяса вяленого, даже консервов целый ящик прихватил. Плюс обмундирование, оно же просто горит, когда по барханам на пузе лазаешь. И три боекомплекта под винтовки, гранат россыпью и разного. Тем более, что не на себя, а на всех. И поделиться с пластунами можем… Например, еще одной палаткой.

Передумав пропесочивать подчиненного, казак подкрутил усы и повернулся к трем мужикам, кучкой сгрудившимся позади телеги. Видно было — из них только один когда-то в войсках побывал, подогнанное обмундирование много может рассказать понимающему человеку. Но в любом случае — все трое не молокососы. Да и мелькали вроде разок до этого.

— Это Мордин Фокий Карпович, наш ефрейтор. Вот это Кобызев Петр Михайлович. И Безруков Гаврила Павлович. Рядовые. Все отличные стрелки и геройствовать не любят.

— Полезное качество, — усмехнулся Кизима. — Из старых православных?

Как помнил Сергий, в этом мире Никоновская реформа проходила куда как мягче, хотя все равно оставила изрядный след среди местных христиан. И староверов хватало, особо по дальним углам.

— Перелесские мы, в вере крепки. На том и стоим.

— Добре. У меня прабабка никоновцев в свое время дрыном охаживала. И “Славься Богородица” я до сих пор до последнего словечка помню… Так, уважаемые. Сразу скажу, чтобы вопросов потом не было. Мы с господином будущим студентом с конца июня по местным буеракам бегаем. Воином себя он зарекомендовал справным, дураком под пули не лезет и товарищей выручает. Поэтому хоть и рядовой, но слушайте его как родную маму. А за папу у вас я пока… Коня-то совсем выдали или вернуть придется?