– Где обещанные эшты Киша? Кроме ваших потрепанных десятков, больше войск и не видно. Ты уверял меня, что помощь близка, а о помощи и не слышно. Или может, я слепа, и твои тысячи ловко попрятались в кустах? Ауу, эшты! Где вы???! Не отзываются. – Ответила ему великанша, все же пропуская кингаля сотоварищи.

– Я признаться сам в недоумении. Я спрашивал об этом шестидесятника, но он лишь цыкнул на меня, сказав, что в Кише лучше знают кому и где нужна помощь. Но, то – я. Видела бы ты лицо нашего нового энси, когда он услышал от воеводы то же. Этот олух наверно думал, что раз он градоначальник, то вправе спрашивать здесь со всех, в том числе с кингалей великого единодержца. – Закончил десятник скалясь.

– Тебе смешно, тебе это наверно в радость. А мне от этого не весело. Или может мне одной мерещатся полчища теней, наколдованных Загесси у нечистых, шныряющие тут и там в полях за стенами?

– И пусть себе шныряют! Их не так много, чтоб соваться на стены, а только попробуют, получат по орехам! – Успокоил хозяйку Рябой.

– Ах, я и забыла про своего защитника! – Незло посмеялась та над его словами. – Ну-ка расскажи нам, как ты будешь защищать меня от вражин своим большим и стойким мечом, и как их жалкие орехи рассыплются от страха перед крепостью твоих.

Корчма сотряслась от хохота дружинников, оценивших остроумие и меткость шутки, а покрасневший рябой попытался отшутиться, но не найдя подходящего ответа, был усажен смеющимися товарищами. А подобревшая великанша, повеселев, вспомнила про толстяка, и спросила о нем его са-каля и сослуживцев.

– Мушу??? Да он оказался трусливее мыши. Ку-Баба, что ты тут с ним сделала?! Он теперь и в город-то, без хорошего пинка не выходит. – Пожаловался са-каль.

– Да-да. – Подхватил Рябой, горевший желанием отплатить корчмарке, и потому обрадовано ухватился за шутку са-каля. – Мы-то думали, ты шутишь, оставляя его убираться у себя в …, а ты.

– Таак!! – Недовольно отрезала великанша. – Кажется, сейчас кого-то и крепкие орехи не спасут.

– Тише-тише, ты только давай не убей его Ку-Баба, а то славное кишское воинство недосчитает одного из своих храбрых бойцов, а с меня самого снимут голову.

– Да я его слегка, встряхну для острастки. – Сказала великанша, выловив в углу рябого дружинника, и под общий хохот нежно прижала его большими грудями.

От такого нежного объятия, говорливый воин примолк на некоторое время, не имея доступа воздуха, и опал без сознания на пол, после того как был отпущен. Приведя его в сознание, дружинники потешались над незадачливым товарищем, имевшим несчастье понравиться великанше, то и дело оказывавшей ему подобные нежности, и сейчас успокаивавшей его своим низким голосом:

– Кажется, зря я тебя так. Ты ведь это из ревности, подозреваешь о нас всякое.

А самый смешливый воин, давясь от смеха, подшучивал над несчастным, в душе радуясь, что не он является вожделением великанши:

– А мы вас поженим, и никто не посмеет домогаться супруги великого воина.

Когда веселье успокоилось, десятник продолжил:

– Пока вы любезничали, я вспомнил, что хотел сказать: что он – Рябой, хотел сказать, что толстяк рассказывает про тебя страшные вещи, мол, ты организовала против него целый заговор, и ему теперь всюду мерещатся лазутчики и заговорщики.

– Ага, я тут его зажарю и съем, а из потрохов похлебку сварю.

– Он боится, что ты его здесь зацелуешь до смерти! – Не унимался упрямый рябой воин. На что его смешливый сослуживец, тут же поддел своим едким смешком – «Как тебя?!», вызвав взрыв ярости у маленького вояки, накинувшегося на сослуживца с кулаками.

Пахло хорошей дракой, но великанша развела дерущихся как щенят, и сурово пригрозила:

– Что это, вы у меня тут устраиваете? Деритесь на улице, здесь вам не поле для драк.

Десятник тоже добавил своего, отсчитав подчиненных.

– Не серчай Ку-Баба, – снова попросил он прощения у хозяйки, отведя ее в сторону. – Воины напряжены, все ожидают возможного нападения, и никто уже не верит обещаниям о скорой помощи. Все готовы встать на защиту родной земли, но никто не хочет умирать напрасно.

– Все вы так. – Пробурчала хозяйка корчмы. – При моем отце, небось, никто так не пел. Вот так, всех держал! – Великанша сжала кулак, и ее и без того громадные руки, налились бугристыми мышцами.

– Даа, твой родитель был великий муж, и каждый градоначальник или жрец, что при нем правили, считался с ним, с его внушением на народ. Ку-Баба, а ведь ежели-бы ты была мужиком, то и с тобой бы так же считались. Эээх! Прошли те времена, когда Ку-Баба, та, в честь которой тебя прозвали, правила великим городом Кишем, и все чтили ее. Вот бы и тебя сделать градоправителем этого города, да и всей земли. А что! Я бы пошел за тобой! Да и наши ребята тоже!

– Пошел бы, говоришь? А что если, я и вправду тебя позову? Пойдешь?