Шрифт:
– Я, наверное, просто боюсь, – честно призналась то ли подружке, то ли самой себе, – я же там никого не знаю.
– Не боись! Нормальные люди. Приходят каждый день, кто может. И бабульки, и помоложе, детвора ещё помогает. Такого наслушаться можно! Пить хочешь?
Лера присела на корточки, вытащила из сумки компот, протянула подруге. Та машинально взяла бутылку.
– Опять собираешь… материал?! А они знают? – увлечение сельской мистикой казалось совершенно непонятным, а Лерка ещё и записи ведёт, сохраняет всю «добытую информацию».
– Конечно, собираю и, конечно, знают. Тут все всё знают. Отдай, если не пьешь. – Лера забрала компот, припала к горлышку, глотая с бульканьем. – Фух. Сладкий какой. Блин, майку облила. Слухи по селу пошли – обалдеть!
– Тут всегда какие-то слухи ходят. Дай, я тоже пить хочу. Что-то мало мы компота взяли.
– Неее…эти в самую точку, – не унималась Лерка. – Дождя больше трех недель нет. Огороды сохнут, колодцы досуха выкачивают! Есть скважины, без воды не останемся, но все одно…
– Обычное лето. У нас дома такое часто бывало.
– То у вас. А тут все от земли живут. Им засуха – страшное бедствие. Почти как война. Ну, не совсем, конечно…
Лера как-то внезапно сникла, опустила плечи. Тяжело вздохнула, вспоминая что-то свое. Мимо на допотопном велосипеде проехала незнакомая тетка в спортивном костюме, приветливо подзелинькала девочкам. Соня кивнула в ответ и помахала рукой.
– Ладно, шагаем!
Подхватив сумку, поплелись дальше. Долго грустить у Лерки не получалось. А уж если у нее появилась ИДЕЯ!
А ИДЕЯ у нее созрела! Соня чуяла наверняка. Знать бы ещё, что задумала эта «скаженная».
– Говорят, все из-за неправильного покойника, – наконец выдала страшную тайну неугомонная девчонка. – Я тебе потом расскажу!
Они подошли к двухэтажному старому колхозному складу. Забитые фанерой окна верхнего этажа, облезлый фасад, стены когда-то жёлтого, а сейчас грязно-серого цвета. Нижние окна, наполовину вкопанные в землю, заложены мешками с песком. Вездесущие куры копошились в пожухлой траве. На заброшенном газоне росла лебеда.
Деревянная дверь приоткрыта и подперта обломком кирпича. За ней виднелся длинный темный коридор.
Соня остановилась, беспомощно оглядываясь по сторонам, опустила на землю сумку. Замерла, не решаясь переступить высокий порог. Лера, почуяв неладное, осторожно тронула подругу за локоть.
– Под-вал, – тихо выдохнула Соня. Она обхватила себя руками за плечи, пытаясь сдержать дрожь.
На скрип входной двери из крайней комнаты выглянула невысокая девушка в синем рабочем халате. Радостно замахала руками новоприбывшей подмоге.
– Девчонки, привет! Вы на тушёнку или на сетки?!
– Сегодня на сетки, вон, сколько тряпок притащили, – нарочито бодро ответила Лерка, тревожно поглядывая на застывшую Соню. – Хотя у тебя пахнет вкуснее! Мы потом зайдем. Пробу снимем.
Девушка грустно вздохнула, и тут же расплылась в улыбке.
– Добренько, но в следующий раз ко мне! – она заговорщицки понизила голос, – а то я целыми днями с бабульками банки кручу, поболтать не с кем.
– Наталочка!!! Кипит!!! – радостно закричали из открытой двери.
– Бегу, бегу!! Лерка, говорят, ты на черный ставок собираешься?!
– Ага. И Соня тоже, – Лера легонько толкнула подругу в бок, – в субботу.
– А можно я с вами? – Наташа умоляюще сложила руки.
– Кипииит!!! – не унимались на кухне.
– Все-все, потом поговорим! – ойкнула она, захлопывая тяжёлую железную дверь.
Пыльная тишина пустого коридора. Тусклые лампочки на крученых коротких проводах. Старые деревянные стулья изломанной кучей громоздятся в дальнем мрачном углу. Сырость давно не крашенных стен…
Четыре ступеньки, скользкие от талого снега и грязи, ведут вниз, в темноту. Спотыкаясь и падая, люди бегут, надеясь укрыться в подвале от обстрела.
Первая ступенька высокая, неровная, вторая – короткая и узкая, третья – с отколотыми краями, четвертая… четвертую Соня не помнила. Она поскользнулась на третьей, упала, покатилась по полу, ударилась головой. Ее подхватили, рывком поставили на ноги, подтолкнули в спину. Боли не было, или была? Шишка на затылке болела долго. Хорошо, шапка смягчила удар. Яркая, бело-голубая, двойной вязки с теплой подкладкой – бабушкин подарок. Соня не снимала ее много дней подряд, натягивала на уши, на глаза – прячась от жути и смерти. Шапка была с ней в Городе, а потом – испарилась. Наверное, осталась на раскладушке на том суматошном вокзале, отдав до капельки все свое тепло и заботу бабушкиной любимице…