— Я люблю Арину и сделаю все для нее. Поэтому я и предлагаю — брось его. Пока предлагаю, — даже особо не беспокоясь, сдал ту, которая на самом деле этого хотела.

Я так на него в этот момент разозлилась. Так была обижена. Он любит, а на все остальное плевать. Так хочет ей угодить, что остальных можно втаптывать в грязь и плевать на их желания.

Он уже один раз выбрал себя и свои отношения, и я даже его понимаю, сейчас понимаю. Но решать за меня он не может. В наших отношениях с Сашей он третий лишний, как и Ариша, как и любой другой — есть только мы и только нам решать, как жить и что делать дальше. Как раньше он выбрал себя и свои чувства, так и сейчас я выбирала себя.

Но я была так зла. Мне глупо и по — детски эгоистично захотелось отыграться. Мне вдруг захотелось проверить, на что он готов ради своей бесподобной Арины и эта фраза…

— Бросай свою обожаемую Аришу Антон, и возвращайся ко мне. Ну, а что?

Я бы рассмеялась ему в лицо, если б он согласился. Это не было правдой, это были слова обиженной когда-то девушки, с чувствами которой не считались раньше и не считаются сейчас.

Это была отместка. Месть. Которая ударила больнее всего по Саше и мне самой.

Я просто идиотка, дура!

Бежала через весь офис, в кабинет начальника.

— Давай поговорим Саша. То, что ты там услышал… это все не так… дай объяснить… — мямлила, замерев у двери.

И самой же было противно от этих слов. Это как застать своего парня в постели с девушкой и услышать “это не то, о чем ты думаешь”. Я сейчас, чувствовала себя той самой изменницей, но сделать ничего не могла — это действительно не то, что он подумал и я действительно должна объяснить.

Саша на меня не взглянул, будто и не заметил моего появления, рывками скинул пиджак, отбросил его в сторону, сорвал галстук, расстегнул манжеты рукавов и одним движением сдвинул их гармошкой. Подошел к закрытому шкафу, достал оттуда бутылку коньяка и бокал, налил, выпил и только после этого поднял взгляд на меня — стеклянный, отсутствующий. Ощущение будто он был сейчас не здесь, будто передо мной была кукла, а не мой Саша.

Посмотрел, налил еще и снова поднял взгляд на меня — и теперь уже глаза в глаза. Это было раздирающе, будто раскаленным металлом по нервам, будто хлыстом по коже, а не глаза в глаза.

Меня натурально затрясло и навернулись слезы. Стало страшно, но я боялась не его, только не Сашу, я боялось того, что было написано на его лице, а написано там было — конец.

— Саш, давай поговорим, я все могу объяснить, — прошептала.

— А если я не хочу тебя слушать? — прохрипел в ответ.

Я ко всему была готова — к злости, раздражению, да даже отвращению — это все было ожидаемое, но оказалась не готова к обреченности, которая насквозь пропитала каждое его слово.

Он уже все решил и шанса не оставлял — он не говорил это словами, да ему это было и не нужно, он это транслировал на каком-то ментальном уровне, каждым своим жестом, каждым движением и взглядом говоря, что мои слова ничего не изменят и я невольно растеряла весь свой запал объясниться. Просто вдруг поняла — я не знаю, что ему сказать.

— Да и что ты мне можешь объяснить? — усмехнулся горько, опрокинув в себя порцию коньяка. — Что не ты там уговаривала Антона вернуться к тебе? Или что не пыталась потопить фирму, сливая информацию? — он вдруг наклонился, поднял с пола, какие разбросанные листки, на которые я до этого даже не обратила внимания и швырнул их в мою сторону.

Ожидаемо, они не долетели, с тихим шелестом спланировали на пол. Разглядеть с такого расстояния, что на них я не могла, но и подойти сил не было.

Он сделал это сам — , отставил пустой стакан, наклонился, сгреб в кулак остатки валяющихся листов и подошел ко мне вплотную.

Наклонился близко-близко, почти касаясь своим лбом моего. От него пахло коньяком и им, Сашей, тем мужчиной, с которым я провела самые лучшие в моей жизни выходные — сейчас он на долю секунду был именно тем Сашей, от которого замирало сердце и хотелось обнять весь мир. Сейчас же сердце выло от боли.

— Скажи, за какие грехи мне послали тебя? — выдохнул в самые губы, — Чем таким я провинился, что женщина, которую я полюбил, оказалась мерзкой ядовитой тварью? — Это было больно. И самое больное оказалось то, что я толком даже не понимала за что. Он ведь говорил не только о том, что он услышал внизу, но я совсем не понимала, о чем.

На последних словах он пихнул мне в руки мятые листки и я на автомате подхватила их. Пошатнулась. Опустила глаза и поняла, что держу фотографии. Свои… и я на них с Гришей. С парнем, которым познакомилась в институте и который помог, когда я была совсем одна в этом городе, который помог мне здесь встать на ноги, а потом уехал и я не поехала за ним. Мы встретились с ним в это воскресенье, он приехал в командировку и мы столкнулись в кафе…

— Скажи, та информация, которую ты продала ему, того стоила? Стоило передо мной раздвигать ноги ради нее? — прошипел в лицо и в этот момент я совсем его не узнавала. Он вдруг стал незнакомым и чужим, холодным и страшным. Хотелось отшатнуться, спрятаться, но не могла — куда от него такого спрячешься?

Хлопок. Я сама не поняла, как это произошло. Просто вдруг начала гореть рука и, посмотрев на нее, поняла, что я ей ударила. У Саши огнем разгоралась щека. Я ударила.

Для него это имело другой эффект. Он вдруг будто очнулся — в глазах прояснилось и выплыла боль. Он отшатнулся от меня, будто от мерзкого слизняка, и отошел на шаг.